– Так, не сиди здесь, а скоренько собирайтесь, договаривайтесь с моей ничем не интересующейся кроме художественных книг тёщей и старшими девочками на счёт ухода за малышкой, и вперёд.

Меньше, чем через час они уже катили в сторону Москвы.

Хорошо, что Сёмка выпросил себе место рядом с шофёром, Фросе не пришлось в присутствии детей, сидеть рядом с Марком, сгорая от смущения под пристальным осуждающим взглядом всё понимающей дочери.

Поездка в Москву, длиной в час показалась всем совершенно незаметной, причиной этого был Сёмка, который буквально засыпал Марка вопросами, интересуясь двигателем Волги, марками других машин, а особенно иностранных, снимки которых он вырезает из журналов "За рулём".

Мужчина спокойно со знанием дела сообщал мальчугану многие подробности из характеристик автомобилей и тот буквально светился от счастья.

Когда Волга затормозила возле подъезда, Марк попросил Фросю ненадолго задержаться с ним в машине.

Аня с Сёмкой поспешили домой, а мужчина обернулся к Фросе и протянул ей пакет:

– Это вещи для твоей дочери, если она, конечно, соизволит поехать на свадьбу, не понадобятся, вернёшь обратно.

– Марик, я обязана сама заплатить за эти вещи, хватит, что ты на меня тратишься, а ещё будешь и на моих детей выкладывать свои кровные.

– Фросенька, не волнуйся, у меня же хранятся твои деньги, высчитаю в полном объёме.

– Маричек, у меня нет слов, чтобы выразить благодарность за всё, что ты делаешь для меня.

– Фросенька, во многом я это делаю не для тебя, а для себя, чтобы видеть твоё счастливое лицо, но хватит об этом.

Вот, держи эту записку, в ней, куда и к кому должна завтра явиться Аня, будем надеяться, что этот поход многое прояснит.

Фрося спрятала листок, перегнулась через переднее сиденье, обхватила голову мужчины и своими губами нашла губы Марка, а затем, чуть задохнувшись от поцелуя, выпалила:

– Ты моя погибель, но мне почему-то совершенно не страшно идти за тобой в ад.

И не давая Марку ответить, выскочила из машины.

Когда она зашла в свою квартиру, то сразу услышала громко работающий телевизор, понятно, сын расположился у своего любимого ящика, которого был лишён на даче.

Фрося заглянула в спальню, у окна повернувшись к ней спиной, стояла Аня.

Сердце у матери защемило от взгляда на эти понурые плечи, не трудно было догадаться какие мысли обуревали растерзанную последними событиями дочь:

– Анюточка, померь эти вещи, которые тебе достал Марк, чтобы ты могла красиво выглядеть на свадьбе у брата.

Аня развернулась:

– Мама, я ещё не сказала, что туда поеду.

– Ну, посмотри хотя бы, сделай мне одолжение.

Аня развернула пакет, в её руках оказалось красное коротенькое по моде платье из шёлка:

– Мамуль, а почему твой Марк, выбирает мне цвет и фасон, он, что такой знаток женских душ и вкусов?

Фрося оставила без внимания колкие слова дочери, не стала настаивать больше на примерке платья и туфель, которые так и остались лежать в закрытой коробке, а протянула дочери записку, в последний момент полученную от Марка.

Аня нерешительно взяла в руки листок, развернула и впилась глазами.

Она несколько раз пробегала взглядом сверху вниз и всё не могла оторваться от этого сообщения.

Нетерпение матери достигло точки кипения, но она не смела нарушить молчание.

Наконец Аня оторвалась от записки:

– А, знаешь мама, я наверно поменяю мнение о Марке Григорьевиче.

Мать с дочерью почти не спали в эту ночь, предшествующую до крайности опасному и важному визиту Ани в КГБ.

Фрося несколько раз просыпалась, слыша тихие шаги Ани по коридору, залу и кухне.

Молодая женщина не находила себе места, а материнская чуткая душа и слух болезненно реагировали на переживания дочери.

Это были не просто переживания, это был страх перед заведением, о котором до нынешних времён, с тридцатых годов, а то и раннее, люди вспоминают и упоминают с содроганием.

Намного опережая назначенное время, Фрося с Аней на метро прибыли на Лубянку.

Мимо памятника железному Феликсу проследовали ко входу в громоздкое серое здание, где на проходной проверили списки визитёров и во внутрь пропустили одну только Аню.

Оставив мать снаружи, та скрылась за тяжёлой дверью и душу Фроси поглотила мрачная неизвестность.