Крылья его из чёрных стали оранжево-синими, он подпрыгнул, вспорхнул вверх и пропал, а взамен сверху густо посыпались большие кедровые шишки.

Одна из них больно ударила мальчика по макушке.

– Ай!
– воскликнул Мэтт.

– Простите, - печально сказало окружающее его пространство.
– Мне показалось, что здесь никого нет. Кто вы?

– Мэтт, - нахмурившись, обиженно буркнул Мэтт.
– Что ты всё время дерёшься?

– А что ты всё время плачешь?
– в тон ему возразил тот же голос, и прямо в полуметре от его носа из воздуха материализовался и шлёпнулся на песок дрозд.
– Вероятность того, что кто-то живой надолго останется один, вообще практически нулевая.

– Это точно, - с готовностью согласилась с бесплотным голосом птица.
– Знаешь, Мэтт, мне кажется, что во многих случаях, когда кто-то так или иначе чувствует себя брошенным, достаточно просто сказать ему 'я тебя люблю'.

Она отряхнулась и покосилась на мальчика:

– Ну, и как бы я тебя люблю.

Песок, устилавший почву в нескольких сантиметрах от лица Мэтта, был светлый, почти белый, а песчинки настолько крупные, что если хорошо присмотреться, можно было различить тонкие пластинки слюды, зёрна полевых шпатов, циркона и кварца.

Мэтт запустил в него руки, пару минут смотрел, как тот сыплется между пальцев, а потом уронил голову на руки.

– Ну, хватит, а?
– возмутился дрозд.
– Как вообще можно расстраиваться там, где всё так идеально устроено, настроено и притёрто одно к одному?..

– Вот и я думаю о том же, - куда-то в ладони себе сказал Мэтт.
– Выходит, что идеально притёрто всё: песчинки вот эти, воздух, которым я здесь дышу, где-то там, далеко-далеко, Марс... То, что будет через сто... через тысячу лет, уже определено - здесь и сейчас.

– А расстраиваешься то ты из-за чего?

– А я вообще талантливый.

Дрозд понимающе кивнул, покрутился на месте, шагнул в никуда и через пару секунд материализовался оттуда обратно метрах в полутора от прежнего места, у ног мальчика.

– Бери себя в руки, Мэтт, - сказал он.
– Будет не очень хорошо, если ты доберёшься до сестры заплаканным.

64. 2331 год. Марс.

За дверью был ветер. Он гнал сухую рыжую пыль вдоль серого бетонного блока, и она бежала над асфальтом лёгкой прозрачной позёмкой.

– Ну, руки за голову и выходите, - сказал человек и приглашающе повёл винтовкой типа М-700, переработанной в изящный 'булл-пап'. В густую хлорофильную шапку на его голове была вплетена тонкая оранжевая сеть.

– Ух, ты! Искусственный телепат!
– искренне восхитился морф.

Он шагнул на улицу, к ждущим его военным, и дверь за его спиной лязгнула и защёлкнулась.

– Руки! Руки!
– занервничал второй человек с автоматом.
– Остальные где?

– Остальные?
– удивлённо моргнул мальчик, поднял и покрутил руки ладонями вверх.
– Но у меня только две руки, остальных нет.

Лицо человека с 'булл-папом' медленно вытянулось и приобрело бледный серо-зелёный цвет.

– Да ты... Да я...
– угрожающе начал он, но в этот момент винтовка в его руках зажужжала, и из направленного на маленького морфа ствола деловито выползла крупная золотая пчела.
– Какого чёрта?!

– Я не очень хорошо ориентируюсь в местной культуре, - с сожалением сказал мальчик, переводя взгляд с пчелы на окруживших его вооружённых людей.
– И могу ошибаться. Прошу Вас не проявлять излишнюю скромность и говорить мне, если я что-то делаю не так.

Он снова моргнул, и пространство вокруг качнулось, трансформируя металл и порох.

***

Усталости Бенжи не чувствовал. Ая торопилась впереди лёгкой, почти бесплотной тенью, а он просто старался не отставать.

Выстрелов больше не было слышно.

Когда мальчик предложил разделиться, Бенжи показалось, что в голосе его сквозило лёгкое превосходство, но уже через несколько минут андроид понял, что маленький морф то ли случайно, то ли вполне обоснованно и правда оказался самым предусмотрительным и дальновидным.

Ая вела их обоих пустыми длинными переходами, время от времени срываясь с быстрой ходьбы на бег. Маленький большеголовый пластиковый 'марсианин', знающий дорогу чуть ли не лучше её, послушно семенил за ней на расстоянии вытянутой руки, а Бенжи смотрел на него и думал, что, если быть по-настоящему бесстрастным и объективным, то сам он мало чем от него отличается.

А потом как-то совсем неожиданно перед ними выросла неприметная серая дверь.

Ая толкнула её, и оптику Бенжи на миг залило ослепительно-белым: в помещении было очень светло - так, как, собственно, не должно быть светло на Марсе. И были люди: молодые, улыбающиеся, совсем не похожие на военных, и в хлорофильную шапку каждого из них была вплетена тонкая оранжевая сеточка.