– Не курите! – потом из кабинки раздается звук крепкой струи, бьющейся об очко.

Выбросив бычок в унитаз, я возвращаюсь в комнату, оставив Бобра с вновь зашедшими покурить товарищами. Те ждут ухода лейтенанта и закуривают свои сигареты. Вадька шуршит в шкафу, «скребя по сусекам». Стас читает какую-то книжку. Обстановка приятная и расслабленная.

– Рота! Выходи строиться на завтрак! – кричит старшина.

– Мы идем? – задаю я извечный вопрос нашему завхозу.

– Вадик, у нас есть что? – тоже интересуется Стас.

– Сгущенка и шпроты, - отвечает он и показывается из шкафа, держа в руках две банки.

– Прекрасно, идем завтракать! – Стас откладывает книгу и начинает одеваться.

Я тоже натягиваю теплые портянки и вскакиваю в сапоги. Только мы со Стасом из нас четверых все еще носим портянки. Я пробовал одевать сапоги на носки, но к вечеру носки имели несколько дыр, не подлежащих зашиванию. Поэтому я вернулся к верному средству, не стесняясь натягивать портянки. Да и теплее в портянках и ноги не натираешь.

Накинув шинель и взяв в руки ремни, мы выходим в фойе. Из роты в сто с лишним человек здесь стоит от силы человек сорок. Старшина, не считая и не задерживаясь, командует, и мы спускаемся во двор, чтобы вновь построиться и следовать по утреннему морозцу в теплый столовый блок. Рядом проходит и орет песни первый курс, идущий на завтрак в полном составе. Они разрывают рты и смотрят с завистью на наш четвертый, выпускной курс, им еще тарабанить и тарабанить. Как еще далеко, - думают они тоже самое, что и мы четыре года назад.

Завтрак проходит медленно, никто никуда не спешит. Курсанты даже после того, как поели, сидят и болтают. Старшины нигде нет, а скомандовать вместо него: «рота, закончить прием пищи!» никто из присутствующих сержантов не хочет. Только спустя полчаса нашего завтрака, когда некоторые решили самостоятельно просачиваться в общежитие, появился старшина и мы уже в составе примерно двадцати человек возвращаемся в расположение роты.

В одиннадцать часов объявлено построение в парадной форме одежды. Сам Чуев будет нас напутствовать добрым словом. Я даже знаю, что он будет говорить. Одна из его любимых фраз, которую он произносит из года в год обязательно будет произнесена им и в этот раз: «Теперь мы встретимся с вами только в следующем году»! Признаться, тем не менее мы прощаем его за нее. Ведь в канун Нового года невозможно испортить настроение такой мелочью.

Строгин разносит по комнатам постоянные увольнительные записки, которые старшина в целях экономии времени и сил раздал замкомвзводам. Мы кладем их в военный билет, который всегда присутствует в увольнении. Все улыбаются, у всех без исключения хорошее настроение. Еще бы! Никто не остается в роте. Даже наряд на праздник будут нести курсанты первого курса.

– Можете уже уходить, - информирует он.

– Как? А построение?

– Все, считайте, что было!

– До скольки увольнение?

– До десяти завтрашнего, а потом вновь расходимся.

Я оказываюсь не прав. В этот раз нам не повезло, мы не услышим крылатых Чуевских фраз. Однако, как изменчив мир, в котором мы живем. Я оглядываю себя с ног до головы. Готов. Смотрю на своих друзей, они тоже готовы. Мы прикрываем за собой дверь, так как замков все равно ни у кого нет и спускаемся по лестнице на выход.

На улице пошел редкий снежок. Он крутится под ногами, перед лицом, залетая в уши и за воротник, легким дуновением ветерка его кружит в ритме вальса, оттанцевав, он ложится на старый огрубевший снег, превратившийся во многих местах в лед. Дорожка вдоль училища заботливыми руками курсантов посыпана песком. Прохожие смело идут по ней, не опасаясь поскользнуться и упасть. Настроение у всех и у нас, и у незнакомых прохожих лучше не бывает. Но прохожие идут мимо, спеша по своим делам, а мы останавливаемся и жмем друг другу руки, после чего двое из нас убегают, а мы со Стасом идем мимо забора, за которым на нас смотрят несколько пар грустных глаз первокурсников, метущих снег.

– Так я переоденусь и вечером к тебе подбегаю! – кричит мне вдогонку Бобер. Я поднимаю руку в знак того, что услышал его.

Стас и я спускаемся вниз по улице. Автобуса нет, а ждать его стоя на остановке зимой как-то не хочется. Мы идем и периодически смотрим назад, не показался ли «пятнадцатый». Автобуса не видно, и мы продолжаем спуск. Ни я, ни мой друг не произносим ни единого слова, но между нами нет тягостного молчания. Наверное, мы как супружеская пара со стажем, понимаем друг друга и без слов.