Мы перенесли ее из кресла в гостиной на кровать, стараясь не шуметь. А то - не дай Бог!
– проснется и снова начнутся слезы, причитания и угрозы не то что-то сделать с собой, не то с ним...

Пока Карина укрывала сестру, я подхватил с журнального столика литровую бутылку с остатками вина, початую коробку шоколадных конфет, прошел на кухню и закурил.

Я уже успел перекинуться с Кариной парой слов - в том смысле, что у меня серьезные неприятности, и теперь не знал, как, собственно, сказать, что из солидного преуспевающего человека превратился в голодранца.

Карина села напротив меня, молча взяла сигаретку из пачки, лежавшей на столешнице, и только после этого спросила:

– Ну, так что у нас плохого?

– Не знаю даже, с чего начать...

– Начни с самого начала.

Вздохнув, я в телеграфном стиле сообщил, что Брюнет выставил меня на деньги, срок - одна неделя, квартиру кто-то спалил дотла, сбережения накрылись, соседи имеют кучу претензий, так что я теперь в такой жопе, что даже малейшего лучика надежды не видно...

– Ну и что мы будем делать?
– спросил Карина.

Она уже второй раз сказала это - не "ты", а "мы", и я еще не определился, как это понимать.

– Завтра с утра начнется ад кромешный. Расплатиться я не смогу. Остается одно - дать деру.

– Я с тобой, - сказала она не задумываясь.

– Зачем тебе мои неприятности?

– Я твоя жена.

Я мог бы сказать, что пока еще не жена, - сожительница. Но не сказал. Просто не успел.

– Вчера...
– начала Карина и тут же поправилась.
– То есть - уже позавчера - убили Генку. Вчера наехали на тебя. Кто-то сжег квартиру... Я уверена, что это всё не случайность. Это звенья одной цепи, и я не знаю, что у их запланировано на сегодня и на завтра. А вдруг завтра что-нибудь произойдет со мной? Например, чтоб ты не мог занять денег у моих родственников и расплатиться...

– Я не буду занимать у тебя деньги. Я не смогу расплатиться. Ближайшие годы - точно... Понимаешь, меня не просто доят, как корову. Меня уничтожают.

– Я это понимаю.

– У тебя родственников куча, - сказал я.
– По всей стране разбросаны. Отсидись у них, пока все не закончится.

– Ты гонишь меня?

– Хочу уберечь и объяснить, что я теперь - не человек, а двуногая неприятность...

– У родственников меня найти проще простого, - возразила она.
– Кроме того, я не хочу с тобой расставаться. Ни на день, ни на год...

– Иногда я задаю себе вопрос - "Что ты во мне нашла"?

– Ты не такой, как все. Ты сильный, но никогда не корчишь из себя крутого мачо. Деньги для тебя важны, но они не цель твоей жизни...

– Гм… А какая цель у моей жизни?

– Прожить ее так, чтобы о тебе потом другие вспоминали.

– Объяснила, называется...

– Как смогла, так и объяснила. Ты уже придумал, куда мы уедем?

– Паспорта у нас сгорели. Билеты на поезд и на самолет приобрести не удастся. Значит, мы можем ехать только автобусом.

– А моя машина?
– вскинулась Карина.

– Твой "форд" придется оставить у родственников. Он паленый. Мы на нем далеко не уедем... Сейчас час ночи. Чтобы скрыться, у нас есть время примерно до десяти часов утра.

Она с недоумением взглянула на меня.

– Ты забываешь, девочка, что я дал подписку о невыезде и к десяти часам должен явиться к следователю. Если я не появлюсь и меня не найдут, к обеду объявят в розыск.

– Куда ты предлагаешь ехать?

– Либо на Украину, либо на черноморское побережье. Я бы предпочел - на Украину. Ближе всего. Всего час на машине.

– Ты с ума сошел! А пограничный контроль?! Без паспортов нас сразу задержат. А если б паспорта и были - мы сразу "засветимся"!

– Нет, девочка моя, - сказал я.
– Если б ты знала, какое это решето - российско-украинская граница! Я, когда еще занимался журналистикой, как-то репортаж писал о самом настоящем контрабандисте...

Карина хмыкнула.

– После твоего репортажа его не посадили?

– Обижаешь, - сказал я.
– Я был журналистом, а не стукачом. В репортаже я все изменил. Когда по факту публикации меня вызвали и стали допрашивать в качестве свидетеля для возбуждения уголовного дела, я следователей на смех поднял. "Это, - говорю, - мистификация, журналистская утка... Кто ж желтую прессу всерьез принимает?!".

– А они что?

– Да ничего. Часа два я хохмил, травил анекдоты и потчевал следователей байками о журналистах. Потом меня отпустили. Расстались почти друзьями. Я потом через них несколько классных материалов приготовил.

– Допустим, мы окажемся на Украине. Дальше что?

– Годик как-нибудь перекантуемся, а там видно будет. С деньгами, конечно, будет плохо. Все, что хранилось в хате, сгорело, а на пластике у меня всего полторы тысячи долларов и тысяч двадцать рублями.

– Ну, положим, тысяч сто я могу достать до рассвета. У родителей есть. Потом они еще помогут.