– У него алиби. На момент грабежа он находился в больнице. Ему оказывали медицинскую помощь. Пулевое ранение в предплечье.

– При каких обстоятельствах он получил ранение?

– Перестрелка на авторынке "Эльдорадо" - вы, наверное, слышали...

– Д-да, припоминаю... Но Кислинского вы не подозреваете?

– Нет, абсолютно!

– Почему и почему в столь категоричной форме?

– Это преданный мне человек. Кроме того, он не нуждается в деньгах. У него не то два, не то три процветающих предприятия....

– По нашим данным, Кислинский поддерживает тесные отношения с лидерами некоторых преступных группировок. Да и прошлое у него...

– Вы правильно сказали, Анатолий Васильевич: прошлое. Сейчас Кислинский совсем другой. А контакты... Это в интересах дела.

– То есть?

– Ну, иногда нужно получить информацию... как бы это сказать... с той стороны. Вы ведь тоже используете в своей работе информаторов…

– О Кислинском я бы хотел поговорить с вами особо. А теперь...

Палец следователя упёрся в следующую фамилию. Чернощеков вытерся платком и спросил:

– Водички можно?

– Нельзя. А то вы еще напишите жалобу, будто в воде, которую вам дал следователь, было что-то подмешано.

– Анатолий Васильевич, что вы! Зачем мне это?!

– Всякое бывает. Кстати, а что это вы так нервничаете?

– Так мы ж с вами третий час кряду сидит. А я ночь не спал. С рассвета допрос на допросе... А в конторе у меня и без того дел невпроворот...

– Потерпите немного. У меня осталось всего несколько вопросов.

– Слушаю вас, Анатолий Васильевич...

***

Около пяти часов вечера Стасик вернулся в Ростов. Денег на такси больше не было, так что четыре километра по левому берегу до Ворошиловского мост он прошел пешком и сейчас чувствовал себя разбитым и усталым. Сесть и отписывать интервью ему было совсем не в дугу.

Марины Петровой в кабинете уже не было. Наташа что-то вяло отстукивала в комп - похоже, только для того, чтобы избавиться от фотографа. Фотограф, вусмерть пьяный, сидел напротив и уговаривал ее позировать для какой-то персональной выставки. Сроду он никогда не выставлялся. Раз, правда, вывесил свои фотки в редакционном холле. Там они и висели пару дней, пока редактор не потребовала снять - чтоб не позориться перед людьми...

Бросив сумку, Стасик первым делом отправился в секретариат.

– У меня для тебя плохие новости, - сказал Игорь.
– Смотри.

Он с шелестом развернул оттиск второй полосы. Колонка криминальной хроники была раза в полтора короче обычной. Заметки об обстреле синагоги Полонский вообще не нашел. В информации о краже скота была вычеркнута национальность похитителей. Получалось, что не чеченцы это сделали, а просто какие-то неустановленные преступники... А вместо статьи о перестрелке на авторынке стояла какая-то дежурная тягомотина - явно "кирпич" из "загона".

– Кто?
– спросил Стасик. Он и без того знал ответ на этот вопрос.

– Догадайся с трех раз.

– Алла, небось?
– спросил Полонский. Игорь кивнул.
– Вот же сука!

– Хорошо, что тебя не было. Тут у нас такое было!..
– сказал ответсек с чувством.
– Чкалова орала, материлась и клялась всеми святыми...

– Обладминистрацией, что ли?
– вставил Стасик.

– ...что выгонит тебя к ё... матери. Потом написала докладную на Алексея Юрьевича, обвиняя в несоответствии занимаемому положению. Тебе, впрочем, тоже досталось. Гром грянул, так что теперь держись...

– Ничего, - сказал Стасик.
– Не волнуйся. Отобьюсь. Не впервой.

– Ну-ну, - сказал Игорь.
– А статья хорошая получилась. Жалко.

– Газет в Ростове много, - буркнул Стасик.
– На нашей свет клином не сошелся. Так что не пропадёт.

Вернувшись в кабинет, он распечатал тексты и скинул файлы на дискету. Сунул всё это в сумку, простился с Наташей и побежал в еженедельник "Панорама".

– С такими-то данными - грех закапываться...
– продолжал бубнить фотограф.
– Ну, давай в субботу снимемся!

***

Еженедельник "Панорама" находился на шестом этаже института с непроизносимым названием. Главный редактором здесь был Николай Варламов - бывший политический обозреватель областной газеты. Его выжила вездесущая Чкалова, когда Варламов реально дорос до уровня замредактора и стал давить свою линию. Не только на планерках и заседаниях редколлегии.

Когда Стасик вошел к нему в кабинет, редактор с трудом разлепил слипающиеся глаза, облизнулся, как кот, наевшийся сметаны, и расслаблено произнес: