Когда привели к нему полковника, указав на ворота, Меншиков повелел:

— За отказ выполнить государеву волю и сопротивление царскому войску вздеть коменданта Чечела на воротах.

Связанного коменданта посадили на коня, провели под уздцы к воротам, сверху была спущена петля, которую накинули на шею Чечелу.

— Вот тут ты и встретишь своего благодетеля Мазепу вкупе с королём свейским, — зло пошутил Меншиков и махнул рукой. — Давай.

Коня, на котором сидел Чечел, огрели плетью, он рванулся из-под седока, и комендант повис в петле в проёме въездных ворот.

Светлейший повернул своего коня в темноту и ускакал вслед за ушедшим трофейным обозом, сопровождаемый охраной. Их путь ещё долго освещал огонь полыхавшего сзади Батурина.

Этот же огонь видели король и Мазепа, спешившие с армией от Десны на выручку гетманской столицы. Только теперь Мазепа стал понимать, какую роковую ошибку он совершил, соблазнив короля идти на Новгород-Северский, а не на Батурин.

«Старый я дурень, — шептал он. — Шо ж я наробив».

Новгород-Северский с успехом отбил все атаки шведов, и король уже собирался приступить к осаде, как пришло сообщение: Меншиков идёт на Батурин.

— Ваше величество! Ваше величество! — вскричал Мазепа, от волнения перейдя на родной язык. — Треба скорийше на Батурин, я там для вас припас триста пушек, много пороху, гору провианта. Ой, скорийше повертаймо!

Карла не надо было уговаривать. У него осталось всего тридцать четыре пушки, пудов десять пороху, а уж о провианте и говорить нечего.

Он скорым маршем двинулся на Батурин, а когда подошёл к Десне и начал паромную переправу, на него напала дивизия Гордона. Карл открыл огонь изо всех пушек, не жалея ни пороха, ни картечи (всё это возместит многократно Батурин!), и отбил все атаки русских.

К вечеру шведская армия была на левом берегу Десны, до Батурина оставалось шесть миль.

Но едва наступила ночь, как далеко впереди вспыхнул огонь, потом донёсся приглушённый расстоянием сильный взрыв, а после него зарево осветило едва ль не полнеба.

«Господи! Порох, — бормотал Мазепа. — То ж мий порох».

Они шли всю ночь на этот пожар, который к утру сник, словно испугавшись рассвета.

А когда рано утром 2 ноября наконец подошли к Батурину — города не было. Дымились одни головешки, да в уцелевших воротах висел полковник Чечел, высунув длинный язык, словно дразня им своего гетмана.

— О несчастные наши початки, — сказал дрогнувшим голосом Мазепа, и взглянувший на него Орлик увидел, как покатились по щекам гетмана крупные слёзы. И только сейчас рассмотрел генеральный писарь, насколько стар и жалок человек, перед которым совсем недавно он трепетал и которого смертельно боялся. Да и не он один.

Пётр внимательно осмотрел свой генералитет, собравшийся на военный совет.

— А где гетман Скоропадский?

— Я здесь, государь, — сказал от дверей гетман, только что переступивший порог. — Прости, что запоздал, но дело вельми важное задержало.

— Какое? — спросил Пётр, хмурясь.

— Только что со своим полком перешёл от Мазепы назад полковник Даниил Апостол [108] .

— То доброе дело, — улыбнулся Пётр. — Где он?

— Я привёз Апостола с собой. Он сам просится к тебе, у него есть какое-то важное дело.

— Приму сразу после совета. А сейчас садись, гетман. Пора начинать.

Пётр на несколько мгновений вздел очки, чтобы только заглянуть в какую-то бумагу, потом снял их и начал говорить:

— Господа генералы, начинается зима, и поскольку день генеральной баталии надлежит нам шведам указать, я думаю, ни зимой, ни весной оной не будет. Ибо на одной этой баталии можно утратить главное счастие и благосостояние государства. Зиму ещё и весну будем томить неприятеля, а уж летом что Бог даст. Возможно, Карл сам пардону запросит. Впрочем, я намерен в следующем году ещё раз предложить ему мир.

— Сколько ж можно ему предлагать, — сказал Ментиков. — Его бить надо.

— Бить — это твоё дело, светлейший. Мне же и государству нашему мир зело нужен. Вот ныне мы на юг притекли, и стало ведомо нам, что Карл начал склонять турок к войне против нас. Турки эти домогательства пока без внимания оставляют, но на них надёжа, как на весенний лёд. А посему я отъеду на зиму в Воронеж, где мы флот строим. Ибо лишь флотом мы можем турок к миру наклонять, ничем иным. Чем будет флот сильнее, тем султан мягчее. А посему вот вам мой наказ на отъезд. Ты, гетман, с своими казацкими полками уйдёшь за линию Нежин — Лубны, дабы с запада королю досаждать. И это ещё на тот случай, ежели к нему сикурс явится от Лещинского. Тогда повернёшь полки на запад, и не давай неприятелю соединяться. Тебе, генерал Гольц, идти с дивизией за Днепр на правобережье, тоже на тот случай, дабы упредить поляков.