— Это смотря на сколько лет.

— Ну лет на пять, например?

Кармартен взглянул в потолок, видимо что-то в уме прикидывая. Пётр подумал, глядя на него: «Маркиз, маркиз, а пальца в рот ему не клади, откусит».

— Думаю, около двадцати тысяч фунтов стерлингов, герр Питер.

— И деньги сразу?

— Можно и сразу, а можно и по частям. Как только заключаем договор, деньги на бочку, как говорят моряки.

— А кто будет с английской стороны подписантом?

— Ваш покорный слуга, — засмеялся маркиз.

— Да? — удивился Пётр. — Вы ещё и коммерсант, друг мой?

— Вы же тоже, герр Питер, не только плотник и матрос.

И оба захохотали, довольные друг другом. А Пётр снова стал наливать ром в стаканы.

— Это дело надо отметить, дорогой маркиз.

— Но мне уж довольно бы...

— Ничего, ничего, друг мой, доволен бывает петух, с курицы слазя, да и тот в суп попадает.

Вечером, уже на квартире, когда волонтёры все поуснули, Пётр сел за стол писать. Заготовив два пакета, он пронумеровал их: 1-й и 2-й. В первый вложил записку, в которой написал: «Господа великие послы! Мы, слава Богу, живы и здоровы. Здесь нашли мы доброе предложение для пополнения нашей отощавшей калиты.

Но допрежь читать его, а оно в пакете № 2, осушите-ка по чарке, нет, по три чарки водки. Только после этого вскрывайте пакет».

Он понимал, что с продажей монополии на табак будут дома неприятности не только со своими купцами, но и с патриархом. И конечно, для Великого посольства такое предложение явится громом с ясного неба. Для того и повелевал им как следует напиться перед чтением, хотя, конечно, за этим стояла шутка, столь ценимая самим бомбардиром и его соратниками. Шутка в нешуточном, серьёзном деле.

В Портсмут с Кармартеном они прибыли вечером и заночевали у губернатора. С утра отправились в порт, где их уже ждал шестивёсельный ял [63] с адмиральским флагом.

Матросы дружно налегли на вёсла, и ял помчался к выстроившимся в море кораблям. Их было двенадцать, в числе их два трёхдековых стопушечника. Едва лодки с высоким гостем поравнялась с флагманом, с кораблей загрохотали пушечные выстрелы, громкими криками команды кораблей приветствовали Петра.

Ял прошёл вдоль всей линии строя, и бомбардир не скрывал своего восторга от этого грохота и крика сотен лужёных глоток.

Лодка подплыла к корме восьмидесятипушечного фрегата, и Пётр по штур-трапу — верёвочной лестнице — взошёл на корабль вместе со своим провожатым и переводчиком.

Они прошли на шканцы, где находились вахтенный офицер и командир фрегата. Командир знал, что за гость на его корабле, но удостоил его лишь скупым кивком головы и отдал команду ставить паруса. По вантам помчались вверх матросы, и Пётр был в восторге от их выучки и исполнительности. Особенно когда одновременно раскрылись на всех мачтах нижние паруса, за ними последовали средние, а потом и самые верхние.

И поскольку ветер был несильный, были выстрелены лисель-шпирты и поставлены лисель-зейли [64] .

— Ну как? — спросил Петра Кармартен.

— 3-замечательно! — сказал Пётр. — Вот чего я хочу добиться и у себя, маркиз. И обязательно добьюсь.

— На Азовском море? — спросил маркиз с плохо скрытой иронией.

— На Черном, сэр, на Черном.

Пётр свято верил, что рано или поздно Чёрное море станет русским, как это и было в древности. Иначе к чему эти хлопоты, эти колоссальные затраты сил и средств?

А меж тем английская эскадра направилась в открытое море к острову Уайту, где было запланировано провести учебный показательный бой.

Корабли двигались строго в кильватер, и это было прекрасное зрелище. Однако на траверзе острова вдруг стих ветер, паруса опали, наступил полный штиль.

Командир корабля, взглянув на гостя, пожал плечами, словно это по его вине наступил штиль, и ушёл к себе в каюту. Мол, в штиль ему на шканцах делать нечего. Остался лишь вахтенный.

Вскоре от капитана явился юнга и пригласил гостей в каюту командира. Пётр с Кармартеном отправились вслед за юнгой.

Капитан предложил гостям крепкий чай с галетами. Молвил успокоительно:

— Ничего, к утру обязательно будет ветер.

Пётр взял в руки горячую кружку, отпил большой глоток.

— Я полагаю, будь в ордере галеры, и штиль не стал бы помехой.

— Возможно, возможно, — согласился капитан, скорее из приличия. — Но для меня всё же предпочтительнее парусное судно.

— Слов нет, парусник прекрасен, — отвечал Пётр. — Я тоже люблю его более всего. Но надо ж не забывать об успехе морского боя.