Пётр сам не хотел терять ни одного часа и волонтёрам не давал быть праздными.

Маркиз Кармартен сам представил гостю управляющего монетным двором:

— Сэр Исаак Ньютон, герр Питер, наш великий учёный и астроном.

И хотя самому Ньютону высокий посетитель был представлен как Пётр Михайлов, он не счёл нужным лукавить, а спросил прямо:

— Что интересует ваше величество?

Петру не понравилось такое обращение, но на этот раз он смолчал, слишком серьёзным показался ему начальник монетного двора.

— Меня интересует всё производство, от начала до конца, сэр Ньютон.

— В таком случае пройдёмте на литейные машины. Вот сюда мы засыпаем серебряный лом, а вот в этих изложницах получаем бруски серебра, готовые к рубке. Как видите, одна изложница даёт полосы сечением в один дюйм, другая в четверть дюйма. И естественно, из первой рубятся заготовки для фунта стерлингов, а из четвертьдюймовых вырубаем заготовки для шиллингов. Как вы знаете, в одном фунте содержится двадцать шиллингов или двести сорок пенсов.

Теперь прошу, ваше величество, пройти в цех, где эти полосы уже рубятся на заготовки для чеканки.

— Скажите, сэр Исаак, как долго ваши фунты истираются? — спросил Пётр. — И от чего зависит скорость истирания?

— Это, ваше величество, называется терпимостью монеты. Терпимость монеты зависит от силы давления пресса. Если раньше, когда употреблялся ручной труд, а попросту удар молотком по матрице, терпимость обычно не превышала восьми лет, то сейчас, когда у нас установлены машинные прессы, терпимость фунта достигает сорока лет. Как видите, машина повысила терпимость в пять раз.

— Вы знаете, сэр Исаак, — вздохнул Пётр, — мне очень нравятся наши монеты. Вот посмотрите, — он вынул из кармана два рубля, — ценность каждой монеты одна — рубль, а вес разный, и сами они какие-то кривобокие. Отчего бы это?

Ньютон подержал рубли, внимательно осмотрел их.

— М-да. У них аверс и реверс [65] плохо пропечатаны, ваше величество, уже не говоря о легенде, она почти не читается. И опушка лишь с одной стороны, с другой её нет. Если б эти рубли я получил не из ваших рук, ваше величество, я бы счёл их работой фальшивомонетчика. Причём небрежной работой.

— Чего уж там, — смутился Пётр. — Так отчего так-то?

— Ну, судя по всему, у вас рубят заготовки на глазок. Уверен, из пяти рубленых у вас все разного веса. Взгляните на наш станок, в него вкладывается полоса точно в пятнадцать дюймов или вон в двадцать четыре. Вся полоса сразу разрубается на равные части. Вот возьмите.

Пётр взял в ладонь три кружочка, подержал каждый в пальцах, осмотрел.

— Да, они по весу равны.

— Ну это относительно, — сказал Ньютон. — На сотые, на тысячные они обязательно разнятся. Но этот так называемый ремедиум законом вполне допускается. Теперь идёмте к прессу.

Рабочий, сидевший за прессом, брал заготовку, опускал её в матрицу и затем, взявшись за рычаг, опускал пуансон, сдавливая заготовку.

— Здесь в машине сила давления превышает давление при ударе молотком не менее чем в семь — десять раз, — объяснял Ньютон. — Вот осмотрите, что получилось.

Вынули ещё тёплую монету, подали Петру.

— Вот видите, опушка ровная по всему кругу, легенда чёткая.

— Позвольте мне, — сказал Пётр.

— Простите? — не понял Ньютон.

— Позвольте мне на прессе поработать?

Ньютон переглянулся с Кармартеном, тот, улыбаясь, ответил за управляющего:

— Пожалуйста, герр Питер.

Пётр сел к прессу, быстро кинул в углубление матрицы заготовку, нажал рычаг. Выбросил готовую монету, тут же кинул другую заготовку. Быстро, чётко и без единого лишнего движения. Фунты со звоном улетали в железную коробку.

Рабочий, только что трудившийся на прессе, стоял в некотором смущении, возможно думая о том, уж не привели ли на его место новичка. Эвон как старается, из-за него, чёрта долговязого, могут и уволить.

— Может быть, хватит, ваше величество? — сказал наконец Ньютон.

«Величество, — подумал с облегчением рабочий. — Значит, не уволят».

— Прекрасная машина, — сказал Пётр, с некоторым сожалением вставая с сиденья. Потом вдруг схватил руку рабочего, пожал крепко.

— Спасибо, друг.

Тот так и не понял, за что жал ему руку этот «чёрт долговязый» и что он там сказал на своём языке. А перевести ему эту фразу никто не счёл нужным.

В кабинете управляющего Пётр был несколько задумчив, машинально отхлёбывая чай, наконец попросил: