Это было тяжёлым воспоминанием. Она вспомнила, как хваталась за простыни, в то время как старый мейстер вздыхал и говорил ей тужиться. Но было и другое: холод, суровей, чем на Севере, и голос матери в голове. Это продолжалось, пока она снова не вернулась к живым, где воздух наполняли крики Джона, а её кровь всё ещё бежала по венам.

— Я не принуждал тебя к этому, — сказал Рейгар. — Я дал тебе выбор.

— Возможно — поначалу, — раздражилась она. — В богороще ты дал мне выбор. В башне ты ничего мне не дал. Когда Брандон… и отец, когда они… — Её горло начало жечь, и на мгновение она подумала, что не может дышать. Грудь заболела от их памяти, от их мучительной кончины. — Когда они погибли, я спросила, могу ли вернуться домой к моим оставшимся в живых братьям. Ты сказал мне «нет».

Он не пытался отрицать этого.

— Это сделало бы хуже прежде всего тебе…

— Он был моим старшим братом! — закричала она, обнажив зубы. — Я любила его, как никого больше, и он любил меня так же. Он был моим защитником, Рейгар; он умер за меня! — По её лицу потекли слёзы, очень похожие на те, что были много лет назад. Рана снова вскрылась.

Воспоминания о Брандоне нахлынули на неё. Лёгкая улыбка, громовой смех, постоянные дразнилки в сочетании с дикой яростью. Он поклялся, что будет защищать её всегда, что поедет на юг в Штормовой Предел и собственными руками убьёт Роберта, если он когда-нибудь причинит ей боль или опозорит её. Он был её дорогим старшим братом, и она любила его.

— А отец — отец, он… — задохнулась она в рыданиях и не докончила. Ах, как отец ругал её, когда заставал за чем-то, чего она не должна была делать! Будь то игра на мечах с палками или катание на лошади вместо уроков, ей казалось, что он всегда готов сделать ей выговор. Но отец был к ней также и неизмеримо мягок: она была его единственной дочерью, в конце концов, и он многое позволял ей. Если бы он мог видеть её сейчас, такую постыдную, только сейчас осознавшую свою глупость, он, несомненно, был бы разочарован.

Руки Рейгара схватили её за плечи и встряхнули, в то время как она причитала. Она видела, как его губы шевелятся, но не слышала ни звука. Всё, что она могла услышать, были её собственные рыдания и мольбы:

— Прости меня, отец, прости меня…

Всё это было слишком тяжело.

После того, как слёзы утихли, она снова оказалась на коленях, рухнув на пол. Рейгар стоял у окна, отвернувшись от неё. На мгновение она подумала обратиться к нему, чтобы он пришёл, и обнял её, и смыл все её горести прочь. Но это желание ушло сразу, как пришло. Она пронзила его твёрдым взглядом, больше не подходящим для плача.

— Так ты женишься на ней? — спросила его Лианна охрипшим голосом. Ей не нужно было говорить, на ком.

— Да, — ответил он.

— Тогда я прошу, чтобы ты освободил меня от наших уз брака. — Слова прозвучали сильно, но за ними сердце её дрогнуло. Её любовь к нему всё ещё была жива.

Он повернулся к ней, нахмурив брови, и недовольно скривил губы.

— Что заставляет тебя думать, что я так сделаю?

— Ты не можешь иметь двух жён сразу.

— Мужчины моего рода имели больше.

— Но не моего, — возразила она. — Я не признаю этого.

— Признаешь.

— Пожалуйста, Рейгар, — пробормотала она, надеясь мягкостью достучаться до него. — Не заставляй меня позорить мою семью ещё раз.

— Когда Элия была жива, у тебя не было никаких сомнений, чтобы выйти за меня, — напомнил он ей.

— Ты поклялся мне, что она будет твоей женой только по имени. Ты сказал мне, что не пойдёшь в её постель и не будешь оказывать ей знаков внимания свыше того, которые брат может оказывать сестре. — Даже так ей это тогда не нравилось. Но тогда она была моложе, влюблённее и слепа. — А с Серсеей ты будешь спать. Это не по-братски.

— Я нуждаюсь в наследниках, — сказал он, словно это было твёрдым аргументом. Он подошёл к ней и присел на колени, чтобы встретиться с ней взглядом. У Лианны замерло сердце, когда он взял её руку и прижал к губам. — Я сплю с ней не из страсти, Лианна. Я не люблю её.

— Вначале ты и меня не любил, — сказала она с грустной улыбкой. — Но полюбил, не так ли? Не будет ли и сейчас так же?

— Я всё ещё люблю тебя. Я не освобожу тебя от нашего союза. Ты моя, как и я твой. — Он говорил свои обеты дважды: один раз — под сердце-деревом под покровом ночи; второй — в Великой септе Бейлора, залитой светом. Этого оказалось недостаточно, чтобы убедить её.

— Нет, — покачала головой Лианна. — Ты будешь принадлежать и ей тоже.

— Это будет как Эйгон и его жёны, — сказал он тем голосом, который использовал для всех своих красивых историй и прекрасных обещаний. — Ты будешь моей Рейнис, а она — Висеньей.

— Ты не Эйгон, — прорычала она, вырвав у него свою руку. — И я не буду твоей Рейнис.

— И всё-таки будешь. Я не позволю тебе уйти. — Он взял её лицо и настойчиво поцеловал, пытаясь заставить её отреагировать. И ему это чуть не удалось: её руки легли ему на плечи, чтобы притянуть к себе, но она остановила себя и вместо этого вывернулась из его ладоней.