Шрифт:
Видя, как Рейгар накидывает чёрный плащ на плечи Серсее, он вспомнил молодую Лианну Старк под багряным пологом сердце-дерева.
Он не винил Лианну Старк за то, что она увела Рейгара от Элии. Ещё бы — он вряд ли мог. Когда Эртур увидел её в богороще, девицу пятнадцати лет, он увидел не женщину, а девочку. Да, у неё были груди, но они были маленькими, и были бёдра, но они были узкими, и, когда она повернула к Рейгару свои расширившиеся в изумлении глаза, Эртуру захотелось встать между ними, взять девушку за руку и отвести её обратно в постель. Он чувствовал себя виноватым, став свидетелем их брака, и ещё хуже, когда Рейгар отпустил рыцарей, чтобы он мог остаться наедине со своей новой невестой. Это было не только из-за неё, бедной девочки, не имевшей ни малейшего понятия о любви, мужчинах и Рейгаре, но и из-за Элии тоже. Он допустил предательство Рейгара, держа язык за зубами, и это само по себе также было предательством. В ту ночь они направились в Дорн, родину его и Элии, но это было слишком далеко, чтобы защитить её.
Он уверял себя, что всё хорошо, раз девушка выглядит счастливой, пребывая в любви и беззаботности. Ему нравилось, как она горела огнём и желала большего, и в ней Эртур нашёл следы от Эшары, что сделало эту неистовую девицу гораздо ему симпатичнее. Но когда её брат умер от верёвки, а отец — от огня, её ясные глаза наполнились печалью и болью и смотрели так, будто она была в ловушке; как птица, чьи крылья были обрезаны. Он полюбил её за это, за то, что она была хоть немного, как Элия, и, таким образом, искупила свою вину.
Но ничто не могло быть искуплено после того, что случилось с Элией. Когда он прочитал это в письме, у него закружилась голова, к горлу подступила желчь, и он был разъярён больше, чем когда-либо. Ему хотелось плакать, и кричать, и обрушить эту проклятую башню, чтобы отправиться в столицу и потребовать справедливости от мёртвого короля. Когда Лианна рожала своего сына, Эртур слышал её крики, такие мучительные и отчаянные, но не предложил утешения. Он не мог утешать её.
(Старый обет вспомнился ему, когда он услышал, как она взывала к своим братьям при родах: «Во имя Девы заклинаю тебя защищать всех женщин…» Эртур заставил его исчезнуть из своей головы.)
Его охватило отчаяние от того, что он никогда больше не увидит свою любимую, никогда снова её кожа не станет тёплой. Девчонка ничего не сделала его Элии, по крайней мере, не нарочно, но легче было обвинять девушку, которую он едва знал, чем человека, в которого он верил больше всего на свете.
Его возмущение не могло изменить того факта, что его возлюбленная принцесса никогда больше не одарит его своей улыбкой.
Но война есть война, умирали мужчины и женщины, и Эртур знал это. Но когда он вернулся в Звездопад и обнаружил, что его сестра чуть не сошла с ума от горя, беспрестанно рыдая о человеке, которого любила, о младенце, умершем в её чреве и бывшем последним связывающим с ним звеном, Эртур понял, что это была не обычная война. Не только целые деревни были стёрты с лица земли, но также и надежда, вместе с радостью и мечтами. Именно тогда Эртур осознал, как человек может быть живым и мёртвым одновременно. Он может ходить, дышать, говорить и при этом внутри оставаться пустым, словно кто-то взял нож и начисто вырезал душу.
Его сестра Эшара больше никогда не улыбалась. Как и он.
Легче было проклинать девчонку, которая доверилась Рейгару достаточно, чтобы ожидать от него, что он знает, что делает. Это принесло ему спокойствие — списать её как глупую, дурацкую шлюху, в то время как он знал её лучше. Рейгар, по крайней мере, оплакивал Элию, говорил он себе. Что эта девчонка сделала Элии, кроме того, что помогла разбить ей сердце?
Где-то в глубине своей души он знал, что это была несправедливость. В этом некого было винить, кроме Рейгара, но он не стал бы этого делать, он не мог, не своего лучшего друга.
Но бывало, что он видел Элию, почти как во сне, но не совсем; так, будто она была призраком в его голове. Её добрая улыбка согревала его кожу и говорила ему, что девушка была невиновна. Бывало, он жалел Лианну Старк и ненавидел Рейгара Таргариена, но это было недолго и редко.
Он наблюдал, как Лианна рано утром покидает Королевскую Гавань, видя только её худую спину поверх бурой кобылы. В ту ночь он лёг спать с этой картиной, врезавшейся ему в мозг.
Это неправильно, всё так неправильно, говорил он себе, ворочаясь в постели. Нет, теперь она наказана. Она чувствует себя, как чувствовала Элия, брошенная и недостаточно плодовитая для своего мужа, противоречила другая мысль. Хотя она была просто девушкой, ещё девочкой. Рейгар поступил с ней несправедливо… Но она заслужила это. Ночь за ночью он сходил с ума от этих мыслей, и он знал, что это милая Элия, справедливая Элия вложила добрые из них в его голову.
Несмотря на это, он не мог простить Лианну. Мост, который соединял их как друзей, давно был сожжён; сейчас он жалел её, но и только. Его верность, хоть и слабая, осталась с королём. Эртур Дейн и Лианна Старк никогда вновь не станут друзьями.
Со свадьбы Рейгара прошло несколько лун, и не одну ночь Элия уговаривала его смягчиться. Будь добрым, Эртур, говорил ему на ухо её такой мягкий и тёплый голос. Ты — настоящий рыцарь. Эртуру хотелось сказать, что нет, больше нет, но он знал, что она не будет слушать.
Рейгар нашёл его в Башне Белого Меча, в круглом зале. Они с Герольдом думали над Белой книгой, как часто делали время от времени, чтобы быть уверенными, что там всё было точно. Это задание Герольд делал один, как он всегда делал всё один, но не запрещал Эртуру наблюдать за этим.
Эртур уже долгое время после ухода Герольда держал книгу открытой на своей странице. Он мог читать и перечитывать слова, подробно рассказывающие его историю. Это то, что я оставляю после себя, сказал он себе, всё ещё не веря в это после стольких лет. Здесь было всё значительное, что он когда-либо сделал, каждое деяние и подвиг. После прочтения такого можно было возгордиться (как это делал Лонмаут), но Эртур глядел на эти слова с большим чувством неудовлетворённости.