Шрифт:
— Ты на самом деле думаешь, что наказание останется в силе? — спросила Лианна, вновь овладев собой. — Рейгар не любит наказывать людей. Рейгар нежен. Я знаю, как разыгрывать с ним ссоры. Я знаю, когда обнажать зубы и когда убирать. Он хочет, чтобы я была милой и послушной — что ж, я буду милой и послушной, и тогда то, что ты говоришь, будет мало что значить. — Она вздёрнула подбородок, слишком самодовольная. — Когда я рожу этого ребёнка, ты увидишь.
— Кажется, ты уверена, что он будет жить, — прямо сказала Серсея, скрывая все признаки того, что она знает больше, чем должна. — Твоё чрево плохо принимает его семя.
Лианна сузила глаза.
— Это не чрево моё неспособно, — твёрдо сказала она. — Это не моя вина. — Тень злобы быстро исчезла с её лица, и она опустила глаза на свой живот. — Даже если этот ребёнок не выживет, его любовь не поколеблется, — тихо сказала она, — ты будешь вынашивать его детей, а любить он будет меня. — Она снова подняла глаза и встретилась ими с глазами Серсеи. — Он всегда будет возвращаться ко мне.
Серсея не могла этого выносить. Она не выдерживала уверенности в этих холодных глазах, не выдерживала её смелого языка. Было невыносимо, что у неё было некое влияние на её брата и ещё более сильное — на Рейгара, а ей, Серсее, приходилось бороться и карабкаться, чтобы достичь аналогичного эффекта. Видят боги, Серсея пыталась, старалась, сражалась; она убивала, шантажировала, совершала измену, и даже когда она, наконец, получила то, чего хотела, эта раздутая сука смогла посеять сомнение в её душе.
Она сорвалась.
— Рейгар собирается аннулировать брак с тобой и сделать тебя своей любовницей, — с гневом призналась Серсея, слыша свой громкий, резкий голос. — Двор не любит тебя, все королевства считают тебя шлюхой, и даже Север не заботится о тебе. Семь королевств переполошились из-за того, что Рейгар взял вторую жену, и это тебя он низведёт. — В конце Серсея тяжело задышала, хотя сказала немного, и впилась ногтями в ладони. Ещё немного, и выступит кровь.
Лианна выглядела спокойной. Её глаза чуть расширились, когда она необычайно нежно посмотрела на Серсею, словно мать на ребёнка. Львице хотелось задушить её за то, что смеет так на неё смотреть, за то, что думает, что вообще может встречаться с ней взглядом. Скоро она станет шлюхой короля, а Серсея — королевой, и Лианна будет наказана, если посмотрит ей в лицо.
— Ты правда думаешь, что это имеет значение? — безмятежно спросила Старк. — Любовница я или королева — думаешь, мне не всё равно? Своей силы я не теряю. — Серсее захотелось засмеяться, встряхнуть её и закричать да, ты, глупая шлюха, не будешь больше королевой, зато я буду. — Я властвую в сердце Рейгара. Многое можно сказать о нашем муже, но одно точно: он любит истинно, и любит вечно. И он любит меня. — Губы Серсеи дрогнули, но не произнесли ни звука. Она внезапно вздрогнула, как ребёнок, брошенный об стену. — Если бы мой муж не любил меня, он оставил бы меня в Дорне или нашёл другую женщину для занятий любовью. Я проста рядом с большинством придворных дам, проще, чем Элия Мартелл, и не более чем кухонная девка рядом с тобой. Да, он женился на тебе, и, возможно, я стану любовницей, но это не из любви к тебе. Рейгар хочет тебя из-за того, что ты можешь ему дать. Меня Рейгар любит просто так, и ничто не изменит этого. — Она снова положила руку на свой надутый живот, но Серсея больше не могла смотреть на это. — Ты можешь дать ему сто детей и оставаться такой же красивой, и, возможно, он будет лелеять тебя за это, но в делах сердечных, Серсея… — она сделала паузу, будто сама что-то осознавая, -…он всегда будет выбирать меня.
Ты принимаешь Рейгара за обычного мужчину, возник голос Джейме у неё в голове. Он любит эту проклятую женщину, и никакое количество лунного чая и слухов не изменит этого. Нет, это неправда, неправда. Его любовь нелегко заработать, повторял Джейме снова и снова.
Если бы она умерла, он бы полюбил меня, возразила она Джейме и своему тихому голосу, говорящему другое. С её смертью он станет моим, только моим, и Рейгар полюбит меня. Он будет оплакивать её, но полюбит меня, полюбит.
Так должно быть, просто должно быть! Серсея была хорошей женой, самой лучшей. Она была диким огнём в постели, её обожали и любили все, мужчины и женщины. Так было со всеми, кроме Рейгара: он смотрел на неё с нежностью, а на Лианну — со страстной любовью.
Это несправедливо, несправедливо. Он был моим, всегда был моим.
Ей захотелось сказать это Лианне вслух, что они с Рейгаром созданы друг для друга, что у них будет любовь столь же истинная, как у Джейхейриса с Алисанной, и они будут править так же славно. Ей хотелось сказать волчице, что в её детских снах они вместе ездили на драконе, и она держала его за талию, прислонившись щекой к его спине, и что он был предназначен ей много лет назад, и дважды чуть не стал её, и теперь она отобрала его у неё.
Созданы, мы созданы друг для друга.
Ничего из этого Серсея не сказала. Она вздёрнула подбородок и поджала губы, глядя на на неопрятную девочку-женщину перед собой и гадая, завяжут ли ей все эти беспорядочные волосы перед тем, как опустить в гроб.
Я заставлю его выбрать меня.
Комментарий к Серсея V
Пафос Лианны зашкаливает, да :)
========== Рейгар VI ==========
Ему сказали, что рано утром Лианна жаловалась на боли мейстеру Винтерфелла, Лювину. Когда он проснулся, она уже была в родильных покоях, поэтому Рейгар, не завтракая, отправился к ним — ожидать снаружи. Хоть его мышцы и были напряжены, но он отказался от стула и остался стоять на ногах, стараясь расслабиться. В полдень он услышал её первый крик — вопль боли — и замер, сжав руки в кулаки, пока из комнаты не донеслись последующие крики.
Рейгар был воспитан, зная, что мужчине, а тем более королю, не место в родильных покоях. Это было местом женщин, предназначенным для их испытаний, в которых никто больше не мог принять участия. Он вспомнил, как подростком шёл мимо комнаты, где его мать давала жизнь его младшему брату и как он сочувствовал ей, но сейчас, когда эта женщина была его женой и той, которую он любил, было совсем по-другому. Он трижды ходил так по коридору в беспокойстве: дважды с Элией и один раз — с Лианной (только с самым последним ребёнком, которого они потеряли — при рождении Джона он не присутствовал, а четверо остальных были просто сгустками крови). Каждый раз беспокойная тревога начиналась с кончиков пальцев и нарастала, пока его сердце не начинало биться, как скаковая лошадь. Он вздрогнул, услышав изнутри вопль. Сейчас будет тишина, а затем — крик младенца, громкий и отчаянный, словно он сдерживал его все девять лун, чтобы сейчас испустить его.