(Рейгар не забудет, как он слышал тишину, тишину, тишину, но не плач, который разрушит её. Эта мысль душила его.)

На этот раз было не так. Рейгар чувствовал спокойствие вместе со странным унынием, поскольку медленно понимал, что усилия Лианны сошли на нет. То была мрачная мысль, но не сокрушительная. Рейгар уже был подготовлен, решившись войти внутрь после этой тишины, пробормотать ей на ухо слова сочувствия и пообещать, что он всё исправит, когда они вернутся домой. Он не поцелует её, если она того не захочет. В таком случае поцелуй будет нежным, неуверенным, любящим, но без похоти.

Затем он выскользнет из комнаты, найдёт утешение в компании Джона и вновь увидит Лианну, когда почувствует, что настало время. Тогда она, может, свернётся рядом с ним или положит голову ему на колени, и, может быть, заплачет. Он загладит её волосы назад, приложит её к груди и извинится по ста причинам. Он подумал, что они могут похоронить ребёнка на Севере, в отличие от пяти других, похороненных в богороще Красного Замка. Лианне это может понравиться. Позже они вернутся в Королевскую Гавань и попробуют заново влюбиться друг в друга. Не такой любовью, как сейчас, в лучшем случае шаткой, но по-настоящему, действительно полюбить, как в начале, через разговоры и простую привязанность, которые перейдут в нечто страстное и сладкое, в чём они смогут найти утешение и радость. Это было бы похоже на начало их отношений. И это было бы прекрасно.

Пришёл слуга и спросил уже в четвёртый раз, не желает ли он сесть на стул. Рейгар махнул ему рукой, как и предыдущим, откинувшись вместо этого на стену напротив двери и спокойно ожидая. Камни были необычайно тёплыми, и у него даже вспотела шея. Он отодвинулся от стены. Затем вспомнил, как читал, или, может, кто-то сказал, что Винтерфелл построен на горячих источниках, и тепла воды достаточно, чтобы согреть здесь каждый серый камень. Зима близко, всплыл голос Лианны в его голове. Да, она близко, и Старки, кажется, всегда к ней готовы.

Тишина стала внезапной, словно буря. Казалось, внутри комнаты исчезли все звуки, и все его мышцы стянуло в напряжении. Он обнаружил, что считает про себя: раз, два, три, четыре, пять…

Затем раздался тонкий вопль, всего через мгновение перешедший в негромкие крики. Сердце отозвалось в ушах, когда он услышал знакомые звуки ребёнка, хватающего воздух, открывающего свои маленькие лёгкие всему миру, и по слабым, натужным крикам Рейгар понял, что эти лёгкие действительно были маленькими, и, возможно, даже слабыми.

Его первой мыслью было повернуть дверную ручку и войти внутрь, чтобы увидеть, что его уши обманули его, но условности остановили его на полпути. Мужчину вызывают в родильные покои после того, как очистят младенца и приведут мать в более приличный вид. И, хоть Рейгар и дрожал от этого многообещающего шума внутри, но ждал, ломая руки и пожёвывая губу, пока мейстер не открыл дверь и не попросил его войти.

Входя, он пытался выглядеть царственно. Он действительно так выглядел. Но вид перед ним заставил его прекратить притворяться безразличным.

Лианна сидела в кровати; пряди её каштановых волос прилипли к лицу от пота, а усталые глаза были направлены на младенца на её руках, прижатого к груди. У Рейгара спёрло дыхание, его глаза зацепились за ребёнка, завёрнутого в серое, с розовым личиком, розовыми губами, розовыми щёчками, прижатыми к сорочке матери. Он не мог даже выговорить вопрос, крутившийся у него в голове, но на него дали ответ прежде, чем он успел спросить.

— Девочка, Ваше Величество, — сказал мейстер позади него.

Сердце Рейгара ускорилось, бешено забившись в груди. Он облизнул пересохшие губы, медленно направился к постели и опустился на краешек. Лианна не посмотрела на него. Её глаза оставались сосредоточенными на малышке, даже когда Рейгар протянул руки, чтобы взять дочь на руки.

— Лианна, — тихо произнёс он. Его жена не обращала на него никакого внимания. Ему даже показалось, что она крепче взяла ребёнка. — Лианна, — снова попытался он, на этот раз настойчивей. Он беспокоился, седьмое пекло! Ему хотелось прикоснуться к этому розовому ребёночку, подержать и вдохнуть её, чтобы убедиться, что-то, что он видит, не сон, а реальность.

Лианна слегка хныкнула, прежде чем медленно вложить малышку в его руки. Она начала всхлипывать, и он увидел, что она дрожит, как лист на ветру. Он не знал, почему. Рейгар хотел было утешить её, но его отвлекла щёчка, ранее прижимавшаяся к материнской груди, а теперь — к его ладони.

На головке девочки были пучки серебристых волос, бледнее, чем серое одеяло, в которое она была завёрнута — волосы Таргариенов, а не Старков. Она такая крохотная, подумал Рейгар. Почему это его удивляет? Сколько же времени прошло с тех пор, как он держал на руках ребёнка, такого крошечного, свеженького, с розовым личиком и неоткрывшимися глазами? Целые годы. С тех пор, как родился Эйгон, прошло пять лет. Неужели он был таким же маленьким?