Джек убрал свою руку от моего лица, слизнул мою кровь с одного из своих когтей, а затем, взял меня в охапку, посадил к себе на колени и прижал к себе!

– Всё хорошо, моя дорогая, – успокаивающе-ласковым голосом начал говорить он. – Тебе нечего бояться. Всё хорошо, – он слизнул одну из слёз на моих щеках. – Солёная, – поморщился он. – И можешь не беспокоиться – ни одной кости у тебя не сломано.

– Почему… почему никто не пришёл на мои крики?

– Один из моих фокусов. Тебя никто не слышал. А теперь, повтори за мной: «Мы пойдём сегодня ночью убивать».

– Мы пойдём сегодня ночью убивать, – послушно повторила я.

– Умница. А теперь, можешь идти перевязывать свою руку, – дал он разрешение.

Я, на шатающихся ногах, подошла к своей аптечке, нашла там бинт и занялась перевязкой своей раны. Рука страшно болела, порезы зудели и щипали, не покидало ощущение, что кости, всё-таки, сломаны… Так плохо мне давно не было! «Сдохнуть хочу! – с тоской подумала я. – Это, по крайней мере, быстро и безболезненно. Да кто ж мне теперь позволит умереть? Уж, явно, не Джек! Ну, за что мне всё это?! Неужели Богу (или кто там решает мою судьбу) было мало того, что я уже пережила за шестнадцать лет своей жизни?! Зачем я пошла вчера на эту чёртову прогулку?! Зачем пошла за этим грёбанным светлячком?! Сидела бы, спокойно, в цирке и всё было бы хорошо! А может… может рассказать всё Жозефу? Да о чём я?! Он мне даже не поверит! А если даже и поверит, то чем он сможет помочь? Нет, рассказывать никому нельзя – от этого будет только хуже».

Я, зашипев от боли, начала накладывать грим на лицо. Конечно, порезы он не скрыл. Тем более, они ещё кровоточили и выделялись на белом лице тремя яркими розово-красными полосами. «Скорее всего, останутся шрамы, – подвела я печальный итог. – Как будто их и так мало было!». Я старалась не думать о том, что мне придётся кого-то убить сегодня. Я всеми способами отгоняла от себя эту мысль: размышляла о новых шрамах; думала о том, что мне их не скрыть, пока они кровоточат; думала о боли в руке и о том, сколько времени эта рана будет заживать… В общем, я думала о чём угодно, только не о приближающейся ночи.

Кое-как всё перевязав и закрасив, я сказала Джеку:

– Мне нужно идти на репетицию. Можно? – а про себя я испытывала к себе отвращение: «Господи, я уже разрешение у него спрашиваю, чтобы выйти!».

– Иди, – великодушно отпустил меня Джек. – Ведь, будет подозрительно, если ты не выйдешь от себя, верно?

Я кивнула и вышла из фургона. Большинство артистов цирка уже встали и что-то готовили у костра (жизнь у нас, можно сказать, походная и приготовление пищи на костре – обычное дело). Жозеф сразу меня заметил и удивлённо присвистнул:

– Боже, что у тебя с лицом?!

– Хотела погладить бездомную кошку. Она испугалась моего лица, – мрачно ответила я.

– А с рукой что? – заметил хозяин цирка бинты.

– Полезла за кошкой в кусты – поцарапалась о ветку.

– Что-то не везёт тебе с кошками, – покачал головой Жозеф. – Ты репетировать-то, хоть, сможешь, Амелия?

От произнесения своего имени я вздрогнула – кажется, у меня началась на него аллергия.

– Думаю, что смогу, – неуверенно произнесла я.

– Знаешь, давай ты поешь и пойдёшь к себе отдыхать, – предложил мужчина, заметив мою неуверенность. – А завтра посмотришь на своё самочувствие.

– Нет! – испуганнее, чем хотелось бы, воскликнула я. – Я смогу репетировать!

Возвращаться к себе у меня не было ни малейшего желания. Ведь, это означало вернуться к Джеку! Меня от одной только этой мысли начинало колотить от страха!

– Да что с тобой? – удивлённо спросил Жозеф. – Ты как-то неважно выглядишь. Может, всё-таки, отдохнёшь денёк?

– Нет, я прекрасно себя чувствую! – заверила (или попыталась заверить) я его. – И я прекрасно смогу репетировать!

– Как скажешь. Только если тебя придётся после твоего «прекрасного самочувствия» везти в больницу, я это вычту из твоей зарплаты! – предупредил мужчина.

– Да пожалуйста.

Но, репетировать, действительно, оказалось очень сложно. Болящая рука, болящие рёбра… Была бы возможность, я бы целый день в постели провалялась! Но, вместо этого, я использовала любой предлог, лишь бы, не ходить к себе. Даже, чтобы перевязать рану на руке (бинты несколько раз намокали от крови), мне пришлось пороть чушь, что мне нужны бинты для репетирования какого-то нового фокуса, а у самой в аптечке они, вроде как, закончились.

Так, прошёл день. На землю опустились сумерки и пора было возвращаться в свой фургон. Как же мне тогда хотелось сказать: «У меня сломалась кровать! Можно я у кого-нибудь из вас переночую?». Но, если бы я даже так и сделала, Джек, наверняка, пришёл бы меня искать. И что бы тогда было? Я этого даже представлять не хочу!

– Амелия, у тебя всё нормально? – неожиданно спросил Жозеф, когда я, черепашьим шагом, двинулась к своему фургону.

– Да. А что?

– Выглядишь ты, честно говоря, совсем паршиво. Может, тебе в больницу?

– Не надо мне в больницу, Жозеф. Мне надо просто отоспаться, и завтра я буду, как огурчик.

– Надеюсь. Но, если что – я тебя силком к врачу потащу.

– Ладно, – покладисто согласилась я. – Так, я пойду?

– Иди. Только…

– Ну, что ещё?!

– Не сочти меня параноиком, но… у меня сложилось впечатление, что ты совсем не хочешь возвращаться к себе. Ты, как будто, целый день сегодня избегаешь туда ходить.