Шрифт:
— Не вставай, — сказал он.
В темноте лицо ее казалось очень бледным, а глаза — огромными и почти черными.
— О чем ты думаешь? — тихо спросила она. — Я же вижу, у тебя скверные мысли. У меня интуиция, я знаю ты подумал о чем-то плохом.
— Да нет, мне было хорошо с тобой, — ответил он вежливо.
— Знаю я вас, — сказала она. — Все вы негодяи.
Не одеваясь, она проводила его до двери и там снова обняла. Прижимая к себе мягкое, нежное тело, он вдыхал теплый аромат ее кожи. Внезапно она два раза пихнула его животом, словно шутливо напоминая об их любовных играх.
— Приходи еще, — сказала она на прощание. — Обязательно приходи, слышишь!
Полчаса спустя — по пути он еще выпил кружку пива — он входил в гостиницу. Портье передал ему ключ от номера, какой-то конверт и, сделав рукой неопределенный жест, сообщил:
— К вам пришли.
В холле сидел Лотар, курил и читал газету. Засовывая конверт в карман, Фогтман направился к нему.
— Эй, дружище! — окликнул он. — Вот это лихо! Ты уже тут как тут.
— Да вот решил разведать, чем ты тут занимаешься.
Лотар встал, и они обнялись, похлопывая друг друга по плечам.
— Я так рад, что ты приехал. Теперь мы это дело мигом провернем.
— Само собой, — ответил Лотар. — Но чур, я буду председателем твоего наблюдательного совета.
— А кто же еще, Лотар? Ты — кандидатура номер один.
Они сели. Всякий раз, когда они с Лотаром не виделись хотя бы несколько дней, Фогтман при встрече с изумлением распознавал в этом тяжелом, багровом лице гипертоника, в этих тонких, обидчивых губах черты молоденького очкарика-блондина, с которым познакомился в парке у Патбергов на вечеринке в честь дня рождения Элизабет. Тогда, без малого девятнадцать лет назад, Лотар считался ее женихом. Но она об этом забыла и всю ночь протанцевала с ним, а Лотар безропотно отступился. С тех пор Лотар вот уже почти два десятилетия его друг и консультант, и, к счастью для себя, он научился следовать его советам.
— Как думаешь, — спросил он, — не выпить ли нам по такому случаю? Тут за углом вполне приличный кабачок.
— Можно, — ответил Лотар, — только недолго. Мне на боковую пора, завтра надо быть в форме. — И как бы в подтверждение плохого самочувствия грузно поднялся с кресла. — Ну что, как там в Дании? — спросил он, когда они вышли на улицу.
— О, прекрасно, отдыхай — не хочу.
— По тебе и видно. Или это уже Мюнхен? Красавиц-то наших уже навестил?
— Как раз оттуда.
— Ну вот видишь. Я же тебя знаю.
Из темноты на них вдруг выплыла странная, нелепая фигура — оборванный одноногий калека на костылях, увешанный набитыми полиэтиленовыми пакетами. Он проковылял мимо, как огромная белая гроздь.
— Лотар, ты видел?
— Барахольщика? Конечно. Очередной псих с манией собирательства. Здесь кого только не встретишь.
Да, верно. Его неудержимо тянуло обернуться.
Вид у калеки был и вправду безумный, он так торопился унести свою добычу, словно за ним гнались. Надо бы рассказать Лотару про встречу с этой шайкой в парке. Да нет, ни к чему, только лишний раз злиться...
— Вот и пришли.
Он пропустил Лотара вперед, тот выбрал столик в нише. Не успели они чокнуться, как он принялся расспрашивать про Элизабет. Все еще к ней неравнодушен. Просто бзик какой-то. А ведь у него за спиной уже два развода. Обе жены от него сбежали. Теперь он пьет, втихую и в открытую, тучнея и багровея на глазах. И все же лучшего консультанта в целом свете не сыщешь. Это большая удача — иметь такого друга. Но сегодня Лотар действительно неважно выглядит. Надо его уложить, а то, чего доброго, свалится прямо тут или начнет нюни распускать.
— Ну хорошо, я плачу, — сказал он.
Он полез в карман пиджака, где обычно держал мелкие деньги, и неожиданно нащупал конверт, полученный от портье. Совсем забыл, подумал он, с легкой тревогой вынимая листок. Это была записка с известием от Элизабет, которая звонила вечером, сразу после его ухода, — сообщение было столь неожиданным, что он не сразу уразумел его смысл.
— Что такое? — всполошился Лотар. — Неприятности?
Почему же неприятности, подумал он, поднимая глаза. Это как посмотреть.
— У Патберга удар.
— О господи, старина Патберг! — простонал Лотар. — Какое несчастье для Элизабет!
Для нее — да, думал Фогтман, для нее — несчастье.
Но мысль его уже начала работать — деловито, с холодной сосредоточенностью. Завтра он еще останется в Мюнхене, познакомит Лотара с Урбаном и Кирхмайром, поможет начать проверку документации. К вечеру у них уже будут первые результаты. Ночным рейсом он вылетит в Гамбург, а уж наутро на машине отправится в Орхус, куда Патберга отвезли в больницу. Элизабет просила передать, что остановилась в Орхусе в привокзальной гостинице и очень надеется, что он приедет.