Если он будет звонить на следующей неделе, пусть скажут, что меня нет, решил Фогтман.

В ярко освещенных залах галереи яблоку было негде упасть, на каждом шагу — притом спиной к картинам — стояли кучки людей с бокалами шампанского или апельсинового сока в руках. Тут и там по милости этих веселых, говорливых компаний, едва не тыкаясь носом в выставленные полотна, пробирались по одному, по двое любители живописи, как бы погруженные в немую серьезность или в отрешенное безмолвие. Временами шум голосов вскипал ликующим восторгом бурных приветствий, взрывался неудержимым хохотом. Многие, казалось, были до смерти рады невзначай собраться вместе, тогда как другие, казалось, пребывали в нарочитом одиночестве — пришли людей посмотреть и себя показать.

Ютта и Андреас пропали в сутолоке и теперь, наверное, ищут его в другом зале. Еще в дверях им встретился кто-то из знакомых, вероятно один их мюнхенских архитекторов, приятелей Андреаса. Пока они лобызались и обнимались, Фогтман счел за благо пройти дальше.

Он чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Многие из этих людей всем своим видом показывали, что никогда не работали и работать не станут, и старательно внушали друг другу, что жизнь, их жизнь, легка, весела и беспечна. Казалось, нет у них ни забот, ни хлопот, либо же они уговорились ни за что в этом не признаваться, а он, хоть и видел их насквозь, все-таки испытывал досаду и еще явственней ощущал, как тягостна его собственная жизнь. Быть может, тут сыграл свою роль привет из прошлого, который ему передали сегодня. Андреас и Ютта свели в Бад-Ишле знакомство с Хайнцем Вольвебером. его соседом по интернатской комнате и главным врагом, который, впрочем, позднее защищал его от других мальчишек. Судя по всему, Вольвебер необычайно разбогател. Где-то здесь, в Баварии, у него своя фабрика по производству досок для виндсерфинга и прочего водноспортивного инвентаря. Вот, должно быть, настоящая золотая жила. Ютта нашла Хайнца Вольвебера симпатичным и интересным. Андреас, видимо, не вполне разделял ее восторги, но не исключено, что виной тому ревность.

Фогтман огляделся, высматривая их, но тщетно. На стенах вокруг него во множестве повторений гримасничал мрачный автопортрет художника, который выставлял нынче свои картины. Портрет был анфас в натуральную величину, только до неузнаваемости изуродован — то резкими черными мазками, то беспорядочными пятнами и брызгами краски, словно автора обуревало яростное самоотрицание.

Фогтман уставился на полотно. Ненависть, с которой художник не то перечеркнул, не то замазал собственное лицо, явно была просто-напросто оборотной стороной его эгоизма. И все же портрет поразил Фогтмана и невольно пробудил в нем теплое чувство, точно он смотрел на самого себя. Да, ему тоже как-то раз зачернили лицо. Перемазали во сне черной сапожной ваксой, а потом тычками и пинками погнали в умывалку, к зеркалу, и сейчас из мрака разъятой, фрагментарной картины на Фогтмана глядел он сам, шатающийся, беспомощный, озлобленный своим же бессилием.

— A-а, вот ты где! — Андреас и Ютта наконец нашли его. — Ты разве не был на представлении? Жаль, надо было обязательно посмотреть Гилберта и Джорджа. Эти два англичанина в старинных костюмах двигаются как механические игрушки. Точь-в-точь заводные куклы на крышке музыкальной шкатулки.

Андреас повернулся к нему, ища поддержки и понимания:

— Ютте загорелось поехать в Грюнвальд. Там будет вечеринка, и ей не терпится нас туда затащить. Не знаю, как ты.

— Андреас стал такой зануда, — пожаловалась Ютта, — ты не поверишь.

— Теперь она всем про это твердит, — сказал Андреас. — Она, мол, такая темпераментная, а я такой неуклюжий, старый, только и думаю что о еде. Просто трагедия.

Ютта презрительно фыркнула. Вид у нее был весьма целеустремленный.

Крупным мужчина в меховой шубе вошел с улицы и протиснулся к ним сквозь толпу:

— Ну, пошли, пошли! Едем. Где вы застряли?

— Я готова, — улыбнулась Ютта.

Андреас хлопнул Фогтмана по плечу:

— Вперед! Будем развлекаться.

Иду, думал Фогтман, иду,— он чувствовал, что его зовут, но не понимал, где находится. Зов был совсем рядом. Иду, иду! Он лежал лицом к стене, скованный свинцовой тяжестью. Тело как чужое, голова раскалывается от боли и наполнена темным туманом. Иду... нет, не могу... иду. Трезвон телефона разбудил-таки его, заставил повернуться. Где он? У себя, в «Арабелла-хаусе»? Как он сюда попал? Поднимаясь и ощупью нашаривая телефон, он все вспомнил. Час или два назад он приехал на машине из Нюрнберга и сразу лег, так как скверно себя чувствовал. Наверное, надо было выключить телефон, тогда бы отдохнул как следует.

— Слушаю вас, — устало проговорил он в трубку.

— Добрый день, как поживаете? — сказал Оттер, не называя своего имени. Дерзкий налет — он словно незваным гостем стоял на пороге.

— Кто дал вам этот номер? — спросил Фогтман.

— Ваша жена. Я объяснил ей, что дело неотложное.

Фогтман помолчал, пытаясь собраться с мыслями. Нагнулся, чтоб кровь прилила к голове и оживила сонный мозг. Но голова от этого только закружилась.

— Ну, так из-за какого же неотложного дела вы меня разбудили?

— Ах, вы спали. Прошу прощения. Но от моей новости вы мигом проснетесь. Газеты сегодня читали?

— Нет, я был в дороге, за рулем. Времени не нашел.

— Тогда купите-ка две-три солидные газеты и загляните в политический и экономический разделы. Вы сразу увидите, что наши с вами акции идут в гору.

— Да говорите же толком, что случилось.

— Догадаться в самом деле мудрено. Ситуация просто блеск, как по заказу. Мобуту, заирский президент, вместе со всеми своими советниками прибыл в Бельгию с визитом доброй воли. Он намерен вернуть бельгийцам отобранные у них фирмы, чтобы снова наладить экономические связи с Западом. Это и есть тот самый великий поворот, о котором я все время говорил. Послушайте, что пишет «Нойе цюрхер цайтунг»: «Генерал, который вот уже двенадцать лет единолично правит бывшим Бельгийским Конго, прибыл в Бельгию не с государственным, а с рабочим визитом. Он продемонстрировал неустанное стремление восстановить доверие, которое сам же подорвал три года назад радикальными мероприятиями по национализации». И так далее, тому подобное. Погодите, вот: «Хотя президент уезжает на родину без щедрого финансового благословения, его визит в Бельгию нельзя считать бесплодным, ибо он ставил своей целью контакты не столько с государственными ведомствами, сколько с частными предпринимателями. Заирский министр иностранных дел при всяком удобном случае хвастался, что их страна баснословно богата медью, марганцем, цинком, ураном и как нельзя более удобна для разведения кофе, каучуконосов, масличной пальмы, кукурузы, риса и сахарного тростника. А поэтому на первое место Заир ставит развитие сельского хозяйства и транспортных путей».

— Звучит неплохо, — сказал Фогтман.

Это была не оценка, а скорее попытка притормозить Оттера. Надо прочесть все самому, без спешки. Он должен составить собственное мнение. А первым делом надо принять таблетку или выпить крепкого кофе, чтобы снять головную боль и скованность.

— Приоритет сельского хозяйства — вот что очень для нас важно, — пояснил Оттер. — В свете этого наша сделка приобретает еще большую убедительность. Впрочем, тут есть кое-что еще, как бы резюме. — Он снова начал читать: — «Если в будущем Заир привлечет большее количество частных предпринимателей и, главное, больше частных капиталов, то в переговорах с Международным валютным фондом о валютных кредитах это зачтется африканцам как плюс. В пятницу президент Мобуту посетил также Комиссию ЕС в Брюсселе и в понедельник отбывает с визитом в ФРГ». Ну, что скажете?