Фогтман полистал папку, с обеих сторон осмотрел векселя, скользнул взглядом по суммам и срокам платежей, изучил подписи и штемпеля, не в силах избавиться от ощущения, что ничего толком не понимает, хотя видит все вполне отчетливо.

— Чьи это подписи? — спросил он.

Оттер чуть подался вперед и объяснил:

— Это — дирекция холдинг-банка киншасского импортера, а это — гарантия Заирского государственного банка за подписью министра экономики. В самом низу в папке договор купли-продажи и государственная импортная лицензия. А тут — разрешение на вывоз валюты. При хроническом валютном дефиците в Заире это, по сути, ключевой документ. Как видите, бумаги — первый сорт.

Не отрывая глаз от солидных, размашистых подписей, от множества штемпелей и печатей, Фогтман чуть отодвинул папку. Было в ней что-то, делавшее ее неприкосновенной. То ли крупные суммы, то ли чопорные, самоуверенно-тщеславные подписи, то ли непривычные имена — сразу и не определишь. Но сказал Фогтман совсем другое, вопреки своему впечатлению, которое не мог ни мотивировать, ни выразить словами:

— Недурно.

— Вот и я горжусь, — улыбнулся Оттер.

Что ж, его право. Он долго работал над этой сложной сделкой. Не раз и не два ездил в Киншасу, изучал обстановку и тамошние порядки, выяснял, кто стоит у руля и как до этих людей добраться. Ему, новичку, пришлось пробивать себе дорогу среди прожженных торгашей и деляг, которые съехались сюда со всего света и осаждали те же ведомства, что и он. Волей-неволей он выучился обхождению с падкими до взяток заирскими чиновниками, от благосклонности которых зависело буквально все, а притом они очень пеклись о своей выгоде и своем достоинстве. Сам он, Фогтман, так бы не сумел. Ему было бы противно, он бы не выдержал. А Оттер сумел. Итог лежал между ними на столе в этой папке, несколько спесивый, но бесспорный.

— Вы первый, к кому я обращаюсь, — сказал Оттер, — потому что знаю: вам сейчас позарез нужна краткосрочная сделка. И эта была бы для вас просто находкой. Хотя вы, конечно, можете сразу отказаться. Меня это, как вы понимаете, в затруднительное положение не поставит.

Он улыбнулся. Принесли кофе. Оттер захлопнул папку и спрятал ее обратно в сейф.

— Я рассматриваю эту сделку как часть большого целого, — сказал он, вернувшись к столу, — для меня это основа продолжительных деловых связей. Вы доверили мне несколько векселей, и я вполне удовлетворен нашим сотрудничеством. Теперь мой черед кое-что вам подкинуть.

— Это не очень убедительно, — сказал Фогтман. — Назовите-ка сперва ваши цифры.

— Если вы берете обязательство на миллион четыреста тысяч, я даю вам шесть векселей со средними сроками платежа, каждый на четыреста тысяч марок.

— У меня нет таких денег.

Он ответил, еще не успев подумать, словно машинально отбивая какую-то непостижимую атаку, и лишь после, задним числом, мелькнула мысль, что это ерунда, деньги-то в любой момент можно достать, когда имеешь на руках ценные бумаги на два миллиона четыреста тысяч, если, конечно, эти бумаги будут сочтены правомочными. Но почему Оттер сам не идет на это?

— Вы же не выслушали меня до конца, — проговорил Оттер, поднес к губам чашку и снова поставил ее на стол. — Разумеется, я не жду всего сразу. Пока возьмите на себя часть предварительных расходов, ну, скажем, двести тысяч марок. Они понадобятся, чтобы получить разрешение на отправку товара морем. А что до оставшихся миллиона двухсот тысяч, то мне пока достаточно поручительства на три первых моих векселя. Само собой, на ваши векселя я тоже дам вам гарантию.

— Зачем? — спросил Фогтман. — У нас же есть гарантия Заирского государственного банка.

— Вы еще не имели деловых контактов с третьим миром, — сказал Оттер с мягкой, дружелюбной снисходительностью, которая пушистым туманом заволокла сознание Фогтмана и вызвала у него легкое головокружение. Он словно стоял в лифте, ехавшем не то вверх, не то вниз, а перед глазами каждую секунду вспыхивало: быть может, около миллиона марок возможной прибыли за полгода. Даже за вычетом банковских издержек это превышает сумму, которой недостает его мюнхенской фирме. Таким образом он решит все свои проблемы. Более того, приблизится к желанной цели, к независимости и...

Спокойный голос Оттера по-прежнему неторопливо журчал, что-то объясняя, а он, Фогтман, лишь с каким-то тягостным запозданием уразумел, о чем идет речь, векселя из третьего мира банки принципиально учитывали только при обеспечении со стороны какого-либо европейского партнера. Таков был обычный порядок, ускорявший перепроверку. Однако для первоклассных бумаг с государственной гарантией, какими располагали они, процедура упрощалась, достаточно было частичного поручительства некоторой солидной суммой. Просто чтоб документально подтвердить свое доверие. Уверенность в себе внушает доверие, такова первейшая заповедь в денежных делах.

— Как видите, — продолжал Оттер, — у меня есть причине искать солидного компаньона. Ибо я не Дед Мороз, чтобы попросту взять и подарить вам состояние. Мне нужно миллион двести тысяч обеспечения, потому что этот ключик отворит двери моим первым векселям. Но, как я уже говорил, вы получите от меня поручительство на ту же сумму под ваши бумаги, чтоб не создавалось впечатления, будто вас раздели чуть не догола.

Видимо, теперь Оттер высказался до конца. Все самое важное, вплоть до сроков действия предлагаемых векселей и точных сроков платежа, было как будто оговорено. Тем не менее Фогтману чудилось, что он что-то проглядел, некую скрытую деталь, которую, возможно, следовало искать совершенно в другом направлении, некую якобы второстепенную мелочь, которая лишь много позже проявится в истинном своем значении. Он искал, он размышлял, рассеянно поблагодарив, когда Оттер налил еще кофе. Внезапно в голове мелькнуло, что все это может на поверку оказаться громадным блефом, без каких бы то ни было реальных основ, и он жестко, недоверчиво проговорил: