* * *Тайга за рекой пылала,От сопок тянуло гарью.Большущее медное солнцеЖевало последний снег.И только сугробы палатокВ медвежьей глуши ЗаангарьяНикак не хотели таятьНазло запоздалой весне.Хрипели сырые ветры.Нам было плевать на погоду.Мы строили новый городВ краю, где безмолвие спит.Мы писем из дома пороюНе получали по годуИ, чтобы согреться, глоталиКрутой, обжигающий спирт.Хрипели сырые ветры…Я там простудился немного.И то, что случилось позже,Обидно и глупо до слез.В зловещей тиши кабинетаСказал рентгенолог строго:— Да, это очень серьезно.Запущенный туберкулез.И вот за окном больницы —Город, расплывчатый, мглистый.Он тих и почти безлюденВ ранний рассветный час.Ветер асфальт захаркалКровью осенних листьев.Не потому ль так горько,Так тяжело сейчас?Из глаз твоих, полных грусти,Слезы готовы брызнуть.У моего изголовьяСидишь ты, платок теребя…А мы ведь решили рядом,Вместе шагать по жизни.Так что же теперь сказать мне,Как успокоить тебя?Алый язык рассветаИней на крышах лижет.Становится белое небоВсе голубей, голубей…В жестокой борьбе со смертьюЛюбовь мне поможет выжить!Но эта любовь, родная,Не только любовь к тебе.Любовь ко всему, чем дышитНелегкая наша эпоха,К колючему, злому ветру,Что в соснах гудит поутру.Такая любовь, конечно,Сильнее палочек Коха!И будет просто нечестно,Если я вдруг умру.1958ПРЕДОКДабы пресечь татарских орд свирепость,Святую Русь от нехристей сберечь,Царь повелелРубить на взгорье крепостьИ оную Воронежем наречь.Пригнали с войскомКрепостных людишек.Был воевода царский лют и строг.Он указалДубы валить повышеИ ладить перво-наперво острог.Запахло дымом у песчаной кручи.Был край неведом и зело суров.Сушили люди мокрые онучиИ что-то грустно пели у костров.И среди них,Неволею ссутулен,Тяжелой цепью скованный навек,Был беглый крепостнойИван Жигуля —Упрямый, непокорный человек.Он жег хоромы,Слуг царевых резал,Озоровал с людишками в ночи.За то на дыбе жгли его железомИ батожьем стегали палачи…Он рвы копалИ частоколы ставил.А коль вдали набат звучал как стон,Он шел на смерть,На звон татарских сабель,Грудь осеня размашисто крестом!..Неведомо,Где голову сложил он —На плахе ль,В битве ль за немилый кров…Но слышу я:В моих упругих жилахСтучит егоБунтующаяКровь!1959НА ОСТРОЖНОМ БУГРЕЗдесь нет теперь и знака никакого,А был острог на этом месте встарь…Быть может, в нем сидел, цепями скован,Мой дальний предок,Крепостной бунтарь.Я представляю явственно и четкоТемницу в башне,Где томился он.Его глазами сквозь пруты решеткиЯ вижу древний город,Бастион…Давно погасли огоньки посада,Лишь у Ильницких кованых воротВ глухой часовне светится лампадаДа стражник тихо ходит взад-вперед.Шумит дубрава на бугре Острожном,Тяжелыми ветвями шевеля.Река фрегат качает осторожно,Как будто сделан он из хрусталя.Чернеет крепость на высокой круче.И, осыпая волны серебром,Летит луна в прозрачных редких тучахПолупудовым пушечным ядром.Она стремится заглянуть в бойницы…Течет, струится синяя вода…Как часовые у ворот темницы,Без устали сменяются года.На мшистых стенах заблестели пушки.Колокола к заутрене звонят.У церкви — нищий.Стертые полушки,В худую шапку падая, звенят.Дворы, перекликаясь петухами,Ввинтили в небо тонкие дымки.На верфи у ЧижовкиОбухамиСтучат мастеровые мужики.А над рекою с самого рассветаПлывут удары, тяжки и глухи.Не знают: бьют ли сваиИли этоМне слышатся Истории шаги?1959ЯКОРЬБывало, в детстве, понаслышав многоО первом флоте, о царе Петре,Мы шли к рекеВатагой босоногой,Забыв запреты строгих матерей.И было нам заманчиво и любо,Подставив спины солнечным лучам,Копать песок у здания яхт-клуба,Всю руку зарывая до плеча.Мечтали мы найти старинный якорьИли от влаги потемневший меч.А у косыБуксир натужно крякал,Стараясь баржу за собой увлечь.И облака над лугом гордо плыли.А нам казалось —Плыли корабли…Песку тогда мы горы перерыли,Но ничего, конечно, не нашли…Не потому ли с той поры люблю яПетровский сквер,Старинных пушек вид…Там древний якорь Лапу вмял литуюВ зернистый желто-розовый гранит.С весенними цветами по соседству,Дрожащими на легком ветерке,Он так похожНа светлый якорь детства,Что дремлет где-то в золотом песке.1958СТРАНА ЛИМОНИЯЗа Магаданом, за Палаткой,Где пахнет мохом и смолой,В свинцовых сопках есть распадки,Всегда наполненные мглой.Бежит ручей по глыбам кварца,Крутыми склонами зажат.И корни пихт,Как руки старцев,Над хрусткой осыпью дрожат.Сквозная даль чиста, промытаНад лбами каменных высот.Лишь горький запах аммонитаВдруг издалёка донесет…Немало руд, металлов редкихХребты колымские хранят.В далекой первой пятилеткеОткрыли люди этот клад.Чернели грязные разводыВесенних тающих снегов.Гудели зычно пароходыУ этих диких берегов.Народ и хмурый и веселыйВ ту пору приезжал сюда —И по путевкам комсомола,И по решениям суда.Галдели чайки бестолково,Ворочал льдины мутный вал.И кто-то в шуткуКрай суровыйСтраной Лимонией назвал.Сгущался мрак в таежной чаще,Темнело небо за бугром.Чумазый паренек, рассказчик,Сушил портянку над костром:«Страна Лимония — планета,Где молоко как воду пьют,Где ни тоски, ни грусти нету,Где вечно пляшут и поют.Там много птиц и фруктов разных.В густых садах — прохлада, тень.Там каждый день бывает праздник.Получка — тоже каждый день!..»1960У КОСТРАМороз лютует три дня подряд.На трассе колымской костры горят.Шумно греется у огняЧумазая шоферня…О, Колыма!Край жестоких вьюг.Здесь легче шагать,Если рядом друг.Когда в непогоду не видно вехИ стынет заглохший мотор,Здесь говорят:«Костер — человек», —Если греет костер.Здесь никогда не скажут: «Подлец».Здесь скажут,Как в сердце нож,Слова беспощаднее, чем свинец:«Лишних пять лет живешь!»…Усталые люди на пламя глядят.Могучие «татры» надрывно гудят.Вцепились корнями в гранитный откосМладшие сестры российских берез…Владей моим сердцем,Навеки владей,Край жил золотыхИ железных людей!Сдирая с ушанки намерзший снег,Смотрю сквозь пламя на гребни горИ повторяю: «Костер — человек!Жарче пылай, костер!»1960ТРЕСКАНадоела она.Надоела чертовски.Даже повар вздыхал,Как от горькой тоски,Разбивая бочонковСмоленые доски,Прикасаясь к просоленнымСпинам трески.Мы ругались обидными,Злыми словами,Мы начальствуУпреки бросали в глаза.А начальство в ответРазводило руками,Говорило, что к стройкеПроехать нельзя.Что машины везутИ консервы и фрукты,Но дороги в пургуНе легки, не близки,Что на складе совсемНе осталось продуктов,Кроме этой питательной,Вкусной трески.Мы работу на выемкеБросить могли бы.Но, ломаяКедрового стланца кусты,Мы мочили в ручьеЭту жесткую рыбу,Ржавым тросом проткнувЗолотые хвосты.А она ни за чтоНе хотела быть пресной,Наша грубая пища,Соленый наш хлеб.Мы работали честно.Угрюмо, но честно.На работе на этойМужал я и креп.Мы работали дружно,До едкого пота.И ребята острили:— Кто воду не пьет,Кто тресочку не ест,Тот не может работать —Богатырскую силуТреска придает!..А во время обеда,Мусоля окурки,Мы в костры подвигалиПихтовую смоль.И на наших промокшихБрезентовых курткахВыступалаГустаяХрустящая соль.1960КОСТЫЛИСосны пылят ледяною крупкой,Мерзлые шпалы к земле приросли.Сталь от мороза становится хрупкой —С хрустом ломаются костыли.Когда с платформы их выгружали,На солнце сверкали они, остры.Чтоб не ломались, мы их нагревали —Совковой лопатой бросали в костры.Долго они на углях калились,Огонь над ними плясал и пел.Потом рукавицы от них дымились,На черных гранях снежок шипел.Выдохнув белое облачко пара,Иван Дядюра, мой старший друг,Вбивал костыли с одного удара.Только тайга отзывалась: «У-ух!..»Составы тяжелые с грохотом мчались,Рельсы гнулись, шпалы качались,Искры гасли в снежной пыли.Но крепко держались и не сдавалисьСквозь пламя прошедшие костыли…Если я от работы устану,Если когда-нибудь хоть на мигВерить в молодость перестану —Напомните мне о друзьях моих.Я вспомню, что где-то бушует пламя,Брошу все, уеду в тайгу.Крикну:— Ребята! Я снова с вами.Сердце мое разогрейте кострами —Я еще многое сделать смогу!1960
