Летящие дни
вернуться

Жигулин Анатолий Владимирович
Шрифт:
ХЛЕБ Б. Ручьеву Нет, в нем не попадались ости, В нем не горчила лебеда. Он не был ни сырым, ни черствым — Тот хлеб хорошим был всегда. Одно лишь свойство отличало Тот хлеб от хлеба лучших дней: Его всегда недоставало В суровой юности моей. Он связан был с тяжелой нормой, С делянкой дальней и глухой, С покрытой инеем платформой, С гудящей дымною тайгой. Та связь была простой и грозной… Под крики «бойся!», брань и смех Деревья в воздухе морозном Со стоном падали на снег. Та связь, наверное, издревле Была началом всех начал: Кто больше в день валил деревьев, Тот больше хлеба получал. Я все забыл… Ожоги ветра. Друзей угрюмых имена. А норма — двадцать кубометров, — Доныне помнится она… В барак входили в клубах пара, Ногами топая в сенях, И сразу падали на нары, Тяжелых валенок не сняв. А хлеб несли из хлеборезки. Был очень точно взвешен он. И каждый маленький довесок Был щепкой к пайке прикреплен. О, горечь той обиды черной, Когда порой по вечерам Не сделавшим дневную норму Давали хлеба двести грамм! Прошли года… Теперь, быть может, Жесток тот принцип и нелеп. Но сердце до сих пор тревожит Прямая связь: Работа — хлеб. 1961 НОЧНАЯ СМЕНА Из штольни вышли в пыльных робах, На свет взглянув из-под руки. И замелькали на сугробах Густые черные плевки. Не выключив аккумуляторы, Бурами длинными звеня, Ночная смена шаг печатала В начале северного дня. Под сапогами гравий вздрагивал И проминался грязный мох. Внизу над полотняным лагерем Курился розовый дымок. Нас ждал барак с двойными нарами, Что сварены из ржавых труб. С плакатами довольно старыми Нас ждал холодный тесный клуб. Но было весело и молодо Идти дорогою крутой. На сопках снег, Как сахар колотый, Лучился нежной чистотой. Чернели кедры обгорелые… И утверждал тот строгий вид, Что мир из черного И белого, По существу, и состоит. 1961 ЗЕМЛЯ Мы сначала снимали Твой снежный покров. Кисти мерзлой брусники Алели, как кровь. Корни сосен рубили Потом Топором И тебя обжигали Горячим костром. А потом мы ругались, Суглинок кайля: До чего ж ты упряма, Родная земля! Наконец ты сдавалась, Дымясь и скорбя. Мы ведь люди, земля! Мы сильнее тебя. 1961 ПОЛЯРНЫЕ ЦВЕТЫ Сползла машина с перевала. И в падях, Что всегда пусты, Нас будто всех околдовало — Мы вдруг увидели Цветы! И разом ахнули ребята, Нажал водитель на педаль: Была светла и розовата От тех цветов глухая даль. И через каменные глыбы, По чахлым ивовым кустам, Не в силах потушить улыбок, Мы побежали к тем цветам. Студент-геолог, умный парень, Заспорить с кем-то был готов, Что, дескать, только в Заполярье Известен этот вид цветов. Но порешили, кто постарше, На спор поставив сразу крест, Что те цветы, конечно, наши — Из тульских и рязанских мест. Что просто здесь, В сторонке дальней, В просторах вечной мерзлоты, Они немножечко печальней И чуть суровей, те цветы. И под нависшим серым небом С колымским талым ветерком Дохнуло вдруг соломой, хлебом, Коровьим теплым молоком… Цветы, цветы… Они — как люди: Им легче, если много их. Где мы еще теперь побудем, Каких путей хлебнем земных?.. Уж пятый час трясется кузов, И склоны гор опять пусты, А мы в ладонях заскорузлых Все держим нежные цветы… 1961 ФЛАЖКИ Флажки на трассе в снежной шири… Но будет речь о них потом. А раньше Слово о чифире, Напитке горьком и густом. То крепкий чай, Как деготь черный. На Колыме в далекий путь Берут его с собой шоферы, Чтоб за баранкой не уснуть. Знакомый фельдшер с автобазы Не раз предупреждал ребят: — Не пейте, братцы, той заразы. Чифир для сердца — страшный яд! Но выл буран за тонкой дверцей, А мы не спали пять ночей, И было нам Плевать на сердце И на советы всех врачей! Нам было надо без отрыва До боли всматриваться в ночь, Чтоб не сорваться вниз с обрыва, Чтобы в беде друзьям помочь. Кипел чифир в консервных банках, Дороге не было конца, И стыли руки на баранках, Стучали бешено сердца. И чтоб за нами Без помехи Другие шли грузовики, Мы ставили в сугробы вехи — На палках красные флажки… И пусть теперь от боли резкой Сожмется сердце иногда,— Мы так же молоды и дерзки, Как в те нелегкие года. Мы вновь те дали, Если нужно, Пройдем без премий и наград. Повторный путь по трассам вьюжным Нам будет легче во сто крат. Ведь там, Где мы бывали в рейсах, На тех путях, На той земле Оставлены частицы сердца — Флажками красными во мгле! 1961 ИСТОКИ Однажды вдруг мне слов не хватит, Я отложу тогда стихи. На свой рудник приду опять я, Надену робу, сапоги. В конторе торопливым росчерком «За безопасность» распишусь. На самый дальний блок Забойщиком У бригадира попрошусь. По штрекам узким, невысоким, Где гулки отзвуки шагов, Я поспешу в забой — К истокам Моих тревог, Моих стихов. Там, где кончаются крепления, Проверю стуком потолок, Поправлю шланги И с волнением Возьму отбойный молоток. Забьется сердце в нем железное. Пристынут пальцы к рычагам. И глыбы подлинной поэзии, Шурша, Падут к моим ногам. 1961 * * * Потеряла в траве заколку. Ветерок развевает челку. Не грусти! Видишь, сколько елок? Мы попросим у них заколок. Эй, девчонки! Рыжие елки! Дайте нам взаймы две заколки. Две иголочки, две хвоинки Заколоть прическу Иринке. 1961
* * *
И. Н. Две родинки, две отметинки На груди у тебя, На плече. Две веселые бересклетинки Отразились в лесном ручье… Как легко и просторно осенью В этом гулком пустом лесу! Хочешь, я тебя через просеку На одной руке понесу?.. На коряжины, На колдобины Листья падают сквозь тишину… Я в глазах твоих заколдованных Растворюсь сейчас, Утону. 1961 В ПОЛЕТЕ За дюралевой стенкой Горячо дышат моторы, А внизу — земля… Она зеленоватая И немножко пестрая, С рыжими крапинками — Совсем как твои глаза, Если смотреть в них Близко-близко… 1961 СВЕТКА Много света и снега В ельнике редком. Все бело. Только розовый свитер У Светки. Только желтые лыжи Летят по откосу. Только бьются по свитеру Желтые косы. Только громко хохочет Веселое солнце И вдогонку за Светкой По снегу несется. Бахрома на березах Светла и стеклянна. И аукает кто-то: — Светлана! Светлана!.. 1961