Но я уже добилась своего, фантазии наверняка исчезнут, прощай, глупое наваждение. Так что я отодвинулась.

Облегчённо выдохнула, но легче не стало.

Близость с тёмным была какая-то… односторонняя. Может потому, что я не ощутила всплеска его эмоций, осталось чувство незавершённости, словно я что-то недополучила… Так, хватит: с тёмным закончено.

— Когда восстановится твой резерв? — Сложила руки на животе.

— Полностью — через два дня.

Ещё два дня задержки… поморщилась:

— А если за это время не решишь проблему с храмами, что тогда? Мы на другом задании как бы…

— Тогда и посмотрим.

То есть он застрять тут планировал? Напомнила:

— Мы на общем задании. Я против того, чтобы мы задерживались здесь ещё более двух дней. Я с этим не согласна, как следователь, наделённый полномочиями пресветлым Самрана.

— Ты кое-что забыла.

— М? — повернулась на бок и уставилась на губы тёмного.

— Подобный протест работает лишь в случае, если следователи хотя бы одинакового положения в своих орденах, а я, как ты помнишь, несколько более высокого уровня посвящения, чем ты.

Закусила губу: да, Эсин хотел защитить меня от подобной проблемы, подобрав следователя более низкого положения, а следователь-то оказался с сюрпризом. И разница в четыре ступени обеспечивает ему почти абсолютное право командования в нашей связке.

— Обращусь за помощью к пресветлому Аора, — процедила я. — И Осину напишу.

— Лила, давай не будем препираться раньше времени: может, всё благополучно разрешится в этот срок.

— У тебя два дня.

Тёмный лишь бровью дёрнул. Под ложечкой засосало. Нервно уточнила:

— У тебя ещё что-нибудь припасено на случай, если я заартачусь? Что-то помимо более высокого, чем у меня, статуса?

— Более высокое положение — вполне достаточный законный способ улаживания наших противоречий.

— Это ты так витиевато заявил, что на этом задании будешь мне приказывать?

Ну почему, почему он меня так нервирует?

— Да. — Тёмный отмотал немного свитка. — И учитывая, что за прошедшее время ты ни разу не изъявляла желания хоть как-то повлиять на ход нашего дела, интонации возмущения в твоём голосе воспринимаются более чем странно.

— А до этого у меня не было повода вмешиваться. — Меня накрывало жгучей волной раздражения.

Не все, ох, не все негативные эмоции во мне перегорели.

А вот пойду завтра к пресветлому Аора, заручусь его поддержкой, чтобы он этого… тёмного пнул в направлении Сорты. Это решение покоя не принесло.

Надо взять себя в руки: проблема с местными храмами может разрешиться в течение двух дней. Пробормотала:

— Может, перестанешь читать всякую ерунду и займёшься делом?

— Это не ерунда. И для выяснения нужной информации требуется время. Воинствующие стороны не спешат раскрыть свои секреты.

— Так займись выяснением лично. Ты же умеешь говорить по душам, с хрустом костей и страстной готовностью виновных покаяться.

— Таких полномочий в отношении светлых у меня нет.

Ну да, точно. А в отношении тёмных, значит, есть?..

Снова перевернулась на спину. В животе всё сжималось от гнева. Меня даже мутило от этого.

От страха.

«Не думай об этом, не думай, не думай».

В висках заломило, сердцебиение участилось.

Я ожидала и боялась вопросов.

Хотя бы одного.

По моему опыту, настолько нелюбопытным человек быть не может.

Даже несмотря на обыденность ситуации для Вахса и его соседей.

Спросить, не собирается ли тёмный меня спросить?

Повернулась на бок. Тёмный хмурился.

Возможно, он ждёт подходящего момента — когда я успокоюсь, например, чтобы внезапностью вопроса выбить почву из-под ног и добиться откровенности.

А мне теперь этого ждать.

Всегда оставаться настороже…

Будто с содранной кожей.

Под прицелом.

Скорее бы это закончилось.

Тёмный почесал босой стопой лодыжку. Зевнул и, не отрываясь от свитка, признался:

— У меня ощущение, что ты убить меня хочешь.

Недалеко от истины.

— Мне уйти? — спросил тёмный, по-прежнему не отрываясь от свитка.

— Ты хочешь меня о чём-нибудь спросить? — брякнула я и сама поразилась. Впрочем, так даже лучше: выясним всё сейчас.

— О чём, например? — тёмный сел и наклонился к сумке у кровати, взять следующий свиток. Под светлой тканью рубашки шевельнулись лопатки, он выпрямился. Развернул свиток и снова лёг. — Я слушаю.