– Нет, Трифон Иванович, извини, но взяли его царские люди, так что и судить его будут в царевом приказе, - отозвался Хилков, выходя к Матвею.

– Знаю я, как у вас судят, - нахмурился боярин.
– Даст этот лиходей какому-нибудь дьяку десяток рублей - да и отпустят его на все четыре стороны. А мы тут живем. И сколько уже можно страху из-за него терпеть! Повесить его, я сказал!

– Не будет того, пока я жив!
– выкрикнул Матвей и вдруг неожиданно для себя перевел дуло пистолета с головы Сидора в лицо боярину. - Хватит вам уже землю нашу на части рвать! Будет, как велено словом государевым! Мы Сидора забираем в Москву, и хватит с вас! Дай дорогу, боярин!

Трифон Иванович грозно сверкнул глазами, не отводя взора от черной дырочки ствола, но не осмелился переть против государевых слуг, дал знак своим пропустить.

– Но поглядим, довезете ли вы его хотя бы до ворот крепости, - усмехнулся он.

Стрельцы вывели коней, своих и боярских, раненого своего товарища уложили на плащ, который растянули меж двух коней, а на лошадь раненого усадили Сидора. Стрельцы успели уже перезарядить самопалы - по настоянию Шеина, ратникам его приказа выдавали кремневые ружья, - и, держа их на сгибе свободной руки, выразительно направили их в обе стороны от дороги.

На крыльце кабака появился хозяин. Ничего не сказал, только молча проводил взглядом длинную вереницу: сперва Хилков, за ним двое стрельцов с третьим в люльке, потом Сидор, за ним Матвей с пистолетом в руке - все верхами; за ними по двое двигались люди Трифона Ивановича, а позади тех, пробираясь вдоль заборов, шли люди Рябого, не смея ни напасть - ни бросить своего предводителя.

До крепости им предстояло одолеть версты две, не больше.

Глава 5. У ворот.

Ворота были еще закрыты, мост через небольшой ров, отделяющий посад от окрестных холмов, убран.

– Светает уж, - Хилков покосился на розовеющую полоску на востоке.
– Пора открывать.

– Ничего, подождем, - Матвей оглянулся.

Преследователи их растянулись на несколько сотен шагов, но не бросили своей погони.

– Боюсь, и в крепости нам покоя не будет, - Хилков сделал знак стрельцам, те сняли своего товарища на землю, принялись осматривать его рану. Голова стрельца кровоточила - рану зажали тряпками - но череп был цел, пуля вскользь саданула по лбу.

– Почему?
– удивился Матвей.

– Так там сидят все те, кому Рябой поперек горла встал! Кстати, а почему его Рябым кличут? Он же не рябой?

– Говорит, в детстве переболел, а кличка с тех пор осталась.

– Вы с ним и по душам потолковать успели?
– хмыкнул боярин. - Слышь, Рябой, как думаешь, что с тобой в крепости будет?

Сидор угрюмо молчал.

– Я тут много чего узнал, - заговорил Матвей.
– Думаю, неправильно было бы его наказывать. А то ведь так половину народа надо будет повесить! Сколько обид друг другу учинили...

– Ну, так то когда было, - возразил Хилков.
– А ежели кто думает, что вольность продолжается - тому надо объяснить, что он ошибся.

– А Трифону этому Ивановичу не надо? Он ведь самосуд пришел учинить!

– Что ты предлагаешь - нам сейчас вчетвером на его войско броситься?

– А, стало быть, у кого сила - тот и прав, так, что ли?
– возмутился Матвей.

– Неправ, но пока не время это доказывать, - спокойно отозвался Хилков. - Ничего, вот попадем в крепость - а там посмотрим, на чьей стороне сила окажется.

– Да не будет воевода с боярами местными ссориться, - горько махнул рукой Матвей.
– Ему тут жить. И им тоже. Пока Сидор на свободе гулял, он им был чем-то вроде гвоздя в сапоге. Ну, типа, на то и щука в омуте, чтобы карась не дремал. В общем, приходилось им не так лютовать. А теперь...

– Ну, хочешь, можем его отпустить, - предложил Хилков.
– Только он ведь дальше двух шагов отсюда не отъедет. Вон, ждут его уже, - он указал на отряд Рощина, подтягивающийся к воротам и собирающийся саженях в ста от них.

– Чего они ждут-то?
– удивился Матвей.
– Или думают, мы им отдадим Сидора?

– А куда вы денетесь?
– раздался голос из-за рогатки. Ворота открываться не торопились, а над ними появился воевода.
– Сдавайте мне своего пленника, я уж дальше сам. В конце концов, от царя мне доверено блюсти закон в моей волости, я и будут судить.

Хилков мрачно посмотрел на Матвея.

– Тут вот какая неприятность, - произнес он, обращаясь к Григорию Андреевичу.
– Воевода имеет право суда только в пору войны. А война уже три года как кончилась, так что суд надлежит отдать земским властям.