– Боишься, что ли?
– по-своему истолковал такое начало Хилков.

– Да чего тут бояться!
– вспылил Матвей.
– Я о другом. Может, мы его так и возьмем: устроим засаду, а я тем временем войду в кабак, позвеню серебром, посверкаю золотом, ну, чтобы поняли его люди, что богатый гость объявился - а как он ко мне подвалит, тут мы его и возьмем!

Хилков задумался.

– А что, мысль дельная. Завтра поутру съездим к вот этому, - он ткнул в список в руке Матвея, - Трифону Ивановичу Рощину, а на обратном пути заедем в кабак, о котором говорил воевода. И там попробуем твой замысел провернуть.

Глава 3

. Кабак

Трифон Иванович был боярин уважаемый, знатный, и дела его шли явно неплохо. Сразу за селом, в котором воевода Григорий Андреевич указал наличие кабака, начинались земли боярина, и тянулись на много верст. В его владении было несколько деревень, пара водяных мельниц - правда, одна была разрушена войной, - луга, покосы, озеро... В общем, ему было что терять и о чем заботиться. Потому, узнав, зачем прибыли к нему люди из столицы, он принял их без долгих выяснений, которых так боялся Иван Хилков, усадил за стол и подробно рассказал, что с ним стряслось.

Боярин был уже немолод, сын его служил где-то под Псковом, в доме заправляла дочь - видимо, из-за нее он и решился вернуться в имение, поскольку в крепости молодой девице было не житье. Правда, к гостям он ей выходить запретил, так что оценить красоту дочери боярина Матвею не привелось.

– В наших краях, - поглядывая на Матвея, повел хозяин свою речь, - промышлял еще в пору Шуйского воевода Самозванца, Андрей Телятьевский. И я тогда увез жену, сына и дочь - дети еще тогда совсем маленькими были, - в Москву, подальше от тревог. Правда, и там потом неспокойно стало, когда тушинцы подступили, и мы подались еще дальше, в Ярославль. Там и дождались ополчения, и уж с Дмитрием Михайловичем сюда вернулись. Приходим сюда - все разграблено, разбито, разворочено, людишки мои поразбежались. Ну, я приехал не один, со мной пятеро холопов было, стали мы в порядок имение приводить. Поехал я собирать со своих деревень, что мне причитается. А народ за годы лихолетья наглым стал, мне отказ дает! Хотел я силу применить - да вдруг выходит из-за их спин какой-то мужик, с пищалью, и настоятельно советует мне убираться подобру-поздорову. Я не стерпел, холопам моим велел его вязать - так он пальнул, Митьку наповал, а вокруг другие разбойнички налетели... В общем, мы еле ушли тогда. Я воеводе пожаловался, а он мне в ответ - "А что я могу?" Ну, стал я понемногу своих людей собирать, и один из них мне проговорился, что как раз с этим Сидоркой спутался, и в шайке у него несколько лет пробыл. Да вот, совесть заела, вернулся к хозяину.

– Так, стало быть, он знает, где Сидорку искать?
– обрадовался Матвей, не сдержавшись.

– Если бы! Я ведь тоже об этом думал, хотел разбойнику этому объяснить, кто в доме хозяин. И холопа своего я тряс как мог. Да вот оказалось, что нет у Сидорки никакого места. Есть люди, что с ним связаны, они ему знать дают - как уж они его находят, не знаю, а скорее всего, сам он их находит. И потом по цепочке вся его шайка собирается там, где он укажет. А до того - все люди как люди, ни в каком лесу не сидят, злым умыслом не промышляют.

– Ну хоть кого-то из тех людей этот твой человек знает? Ну, кому Сидорка доверяет?

– А толку-то? Разбойники живо прознали, что человек мой ко мне вернулся, и более ему веры нет. Ну, может, случайно встретит кого - да, боюсь, он тогда до вечера не доживет.

– А что, и убийства у вас случаются?

Боярин вдруг задумался.

– А вы знаете, нет! Вот только Митьку моего тогда положили, а чтобы резали кого - не слышал.

– А можно нам с холопом твоим поговорить, что Сидорку видел?
– спросил Хилков.

– Да чего ж не поговорить? Ванька, поди сюда!

Вошел здоровенный детина, который и впрямь тянул на разбойника - рыжий, конопатый, широкоплечий и высоченный, под притолоку. Одет он был в атласную рубаху, подпоясанную кушаком, сапоги, за кушаком торчал кинжал. В общем, Матвей примерно так себе обычно и представлял лихих людей, о которых говорилось в сказках.

– Ну, здравствуй, мил человек, - Хилков тоже оценил стать вошедшего и несколько собрался.
– Расскажи, как тебя к Сидорке Рябому занесло?

Детина опустил голову.

– Виноват я, бес попутал. Тогда ведь хозяина не было, народ разбежался. А жить как-то надо! Не хозяйское же добро воровать!

– А что, так-таки ничего и не своровал?

– Да Бог с тобой, боярин! Крест могу поцеловать!

– А как ты его нашел?
– продолжал Хилков.

– Да это он меня нашел, - отвечал тот. - Давно это было. Я уж не помню за какой надобностью в город поехал, а тут ко мне и подошел он.

– И как он выглядит?

Детина с тоской поглядел на допрашивающего его боярина.

– Да как он выглядит? Обыкновенно!

– А почему Рябым кличут?

– Да откуда ж я знаю! Ничего у него рябого нет. Лицом обыкновенный, гладкий, волос русый. Ну, вот разве что бороду бреет, усы оставляет - да после войны у нас такой обычай многие завели!

– Трифон Иванович, - Хилков поднялся, - не одолжишь нам своего человека? Может, поможет он нам Сидорку опознать?

Ванька задрожал всем телом, отступив.

– Уволь, боярин. Я-то может его и узнаю - да ведь и он меня! А уж тогда вряд ли живым отпустит.