Шрифт:
– Не переживайте, - сказал Свиблов.
– Поверьте мне, такие вещи возвращаются. Обычно им нужен лишь психологический толчок.
– Вы - психолог?
Свиблов качнул головой.
– Нет, но опыт позволяет мне делать такие выводы.
Они зашагали мимо решетчатой ограды, за которой прятался яркий домик то ли одного из демократических институтов, то ли какой-то церковной миссии, о чем возвещала маленькая пристройка с крестом на куполе.
Марек вдруг понял, что на пути им еще не попалось ни одного патруля.
– Погодите, - сказал он, остановившись.
– Что?
– повернулся Свиблов.
– 'Каски'.
Свиблов сухо улыбнулся.
– А их пока и не будет. Сейчас они заперлись на базах и стерегут сами себя. Чтобы чего не вышло. Но через день или два осмелеют.
– Это из-за Андрея?
– Да.
– Я видел их на Южной.
– Думаю, там тоже никого уже нет.
– А как мы повезем Андрея?
– Дима обещал помочь с транспортом.
– Это хорошо, - сказал Марек.
К больнице вела тропка через сквер, основательно прореженный от деревьев. Белели и желтели пеньки. Серо-голубой корпус больницы то скрывался за остатками лип и вязов, то показывался в прореху - низенький и замшелый, даже, кажется, скособоченный. Ржаво и мокро поблескивала крыша.
Переходя по дощатому мостику Марек, подскользнувшись, едва не грянул в канаву, полную листьев, веток и коробок из-под гуманитарных наборов.
Перил не было.
– Что критично плохо в системе, которую приняли Штаты и Евросоюз?
– спросил Свиблов, поймав его в последний момент.
– Она направлена на деградацию человека. На его животные начала. Главное - не перенапрячь мозг. Вы же заметили, наверное, по фильмам, что человека с интеллектом, с желанием познавать мир и заниматься самообразованием почти все время маргинализируют, превращают в неуравновешенное чудовище, мечтающее всех убить и поработить. То есть, если не получится второе, то - первое. Что ни ученый, то людоед, что ни компьютерный гений, то опасный псих, что ни умник, то аутист или социопат. Зато супергерои из комиксов гораздо ближе к народу - они непроходимо тупы и всем без разбора дерут задницы.
– Я не хочу об этом думать, - сказал Марек.
– Это просто длинный ответ на вопрос, не психолог ли я.
– Свиблов вздохнул.
– Впрочем, да, не время и не место.
Они добрели до корпуса и пошли в обход, мимо не распиленного вяза и веселой шеренги чурбаков. Больные смотрели на них из немытых окон. В огороженном закутке стоял осями на кирпичах бесколесный 'уазик' с облупившимся красным крестом на боку, похожий на почившее и медленно разлагающееся животное.
Свиблов щелкал зажигалкой.
– Сюда.
Он повел Марека по разбитой дороге к двум зданиям, стоящим на краю больничной территории. Судя по кирпичной трубе, одно здание было котельной. Другое, имеющее унылый желтушный вид, скорее всего, и являлось искомым моргом.
На настенной табличке так и было написано: 'Морг республиканской городской больницы номер два'.
– Пришли, - сказал Свиблов.
Из простой, небрежно окрашенной белой двери появилась женщина в темном платье и в платке, накинутом на плечи. Лицо у нее было бледное, обморочное. Прихрамывая, по натоптанной людьми тропке она ушла в сквер.
Морг пах смертью и холодом.
Внутри запах стал сильнее, казалось, он служил дополнительной преградой для живых. Марек зажал нос. По вытертым ступенькам он спустился вслед за Свибловым в тесный тамбур, потом выбрался в коридор, к окошку регистрации. За облицованной кафелем стеной гулко прокатилась каталка.
Дальнейшее Марек помнил плохо.
Кто-то что-то ему говорил, он отвечал, Свиблов лез с уточнениями, свет и запах резали глаза, потом их пропустили в холодное помещение, полное мертвецов. Трупы лежали на каталках и железных столах.
– Здесь?
– спросил Свиблов.
Сопровождающих их санитар огляделся, словно что-то потерял.
Долговязый, в зеленом халате, он посмотрел на Марека запавшими глазами. Рот его с чмокающим звуком приоткрылся.
– Нет, - мотнул он головой, - это дальше.
Марек не уловил, как и куда они переместились, у него почему-то возникло стойкое ощущение, что по однообразной кафельной плитке просто сполз вниз блик от лампы дневного света. Правда, помещение сузилось и обзавелось гробами. Дешевый аттракцион, быстрые перемены, впрочем, Марек не удивлялся. Смерть пропитывала его.
Стол здесь был один.
Андрей лежал на нем, до плеч укрытый ветхой серой простыней, с коленом видимым в прореху.
Марек боялся, что лицо брата будет жутко разбито винтовочным, в упор, выстрелом, но оказалось, что с ним уже поработали - зашили рану, исправили, где можно, форму - силиконом, гипсом, искусственной кожей. Даже трупную синеватую бледность замазали телесного цвета кремом. Брат лежал, будто спал.
Мареку сделалось дурно.
А тот, белобрысый, подумалось ему, наверное, что-то жрет, пьет, гадит. Ему хорошо. И сержанту тому хорошо. Живые.