– Хочешь?
– Дима предложил фляжку Мареку.

– Нет, - мотнул головой Марек.

– Смотри. Сашка, замыкающим.

– Да, пап.

Марек спустился за Алексеем, низкий ход едва обозначился под досками. Было темно, где-то впереди, поверх голов, плясал свет. Под ногами местами хлюпало, и Мареку вспомнилось, как он с Андреем и Диной под консервным заводом пробирался в город.

В животе словно тугая пружина подрагивала - вот-вот распрямится, разрывая внутренности. Скоро.

– Это от бывшего бомбоубежища осталось, - сказал сзади Дима.
– Запасной выход. Бомбоубежище лет пять под овощехранилище использовали, а, когда натовцы пришли, его почти сразу же и взорвали.

– Зачем?

– Пережиток эпохи. Там сейчас пустырь, параллельно кладбищу тянется. Мы выйдем чуть в стороне и по низинке доберемся до базы. Построек там мало, но местность пересеченная. Если грамотно подойти, нас только у ворот и хватятся.

– Там вышки, - сказал Марек, - я видел.

– Был, что ли, там?

– Да, в первый день приезда.

Свет вдруг исчез, и Марек остановился. Воздух был кисловатый, влажный. Впереди затухали шаги.

– Что?
– спросил, подтолкнув, Дима.

– Не вижу, куда идти.

– Пока прямо.

В густой темноте казалось, ничего не стоит наткнуться на штырь, рельсу, какую-нибудь железобетонную дуру да так, что и дух вон. Или сверзиться в ямину. Дима сердито дышал в затылок.

– Быстрее.

– Да, блин.

Поворот плеснул светом. Со стыка капнуло на шею. Впереди обозначилась зауженная в полумесяц дыра.

– Так, постой пока, - сказал Дима.

Марек остановился.

– Не будем же мы с голой задницей на всякие 'Брэдли', - брякнув чем-то в темноте, сказал Дима.
– Так, бери, тащи к выходу.

Мареку пришлось подхватить несколько сунутых в руки тубусов. Наружу он выбрался в сухую канаву, в которой под нависающей дерниной сидели на корточках шедшие впереди Максим и Сергей с Алексеем.

– Что-то вы долго, - хрипло произнес Алексей.

– Вот, - Марек не нашел ничего лучше, чем вывалить тубусы под ноги.

Они легли четырьмя оливкового цвета поленьями для неведомого костра. Показались Дима с сыном.

– Каждому по две, - сказал Дима, свалив в общую кучу еще четыре тубуса.

На плече у него остался висеть тубус побольше.

– 'Муха' что ли?
– спросил Сергей.

– Она самая, - кивнул Дима.

– Ну, это-то получше.

Сергей деловито прибрал к коленям свои два гранатомета.

– Инструкция, как стрелять, есть на корпусе, - сказал Дима.
– Но я еще покажу. Пока читайте, - он посмотрел на часы.
– Пять минут отдыха.

Небо светлело, но свет еще казался неуверенным, расплывчато-серым. Деревьям метрах в десяти, видимым из канавы, не хватало четкости. Рассмотреть инструкцию Марек, как не старался, не смог. То ли шрифт был чересчур мелкий, вытертый, то ли зрение так и не оправилось после того, как воздушная волна пришла ему в голову. Черные точечки шныряли перед глазами. Текст двоился.

В отдалении пролетел самолет. На севере вновь, но глуше, чем вчера, загрохотало. Марек пожалел, что рядом нет вчерашнего эксперта по артиллерийским системам.

– Мужики, - сказал Дима, - сейчас идем тихо, пригибаясь. Время хоть и раннее, но береженого, сами понимаете. До базы около километра, холмик от бомбоубежища нас вначале прикроет. Дома слева. Кладбище через дорогу и насыпь справа. Сейчас пять пятнадцать, к пяти тридцати пяти мы должны уже быть на позициях. Наши цели - центральные ворота, техника рядом с ними и наблюдательные вышки. Дальше - не даем скотам высунуться. Всем все ясно?

– Вроде, да, - сказал Алексей.

Марек кивнул.

– Сашка, все, беги к ферме, - сказал Дима.

Мальчишка, потоптавшись, неуклюже обнял отца.

– Беги, - поторопил Дима.

Сашка через пологий склон выбрался наверх. Разобрали тубусы. Как и прочие, Марек повесил свои 'мухи' на плечо. Терпимо. Килограммов шесть, наверное.

Рэмбо!

– Пошли, - сказал Дима.

Он выдвинулся первым, Максим встал последним. Шли молча. В низинке было полно мусора и битого кирпича. Где-то потявкивала собака. Шелестел в кустах ветер. С насыпи через дорогу периодически летел мелкий песок.

Солнце всплывало, расстилая по небу дымные красные усы.

Страха у Марека не было. Было ощущение предначертанности, судьбы. Шагая за Сергеем, он думал: вот я, Марек... нет, Марк Канин, с каждым метром обретаю настоящего себя, свою историю, жизнь, мир, дом.

Я готов за все это воевать.

Я могу умереть и я не могу умереть. Я, в сущности, бессмертен, потому что моя физическая смерть совсем не означает прекращения существования. Я растворюсь, я застряну в корнях и листьях, в земле и в воздухе.