Человек из ванны притопнул ногой прямо у кладовки.

– Пусто, - сказал он.

Скипнули створки. Совсем рядом зашуршало, зазвякали банки с краской.

– Всякую хрень хранят, - услышал Марек.
– Во, ацетон.

Бутылка, кажется, была реквизирована. Потом дверцы закрылись.

– Никого нет, господин капитан!

– Я понял, - отозвался жесткий голос.
– Ладно. Извините за беспокойство. Я попрошу, чтобы о вас обновили информацию.

Мама ничего не ответила. Хлопнула дверь.

– Все?
– шепнул Марек.

Дина промолчала.

В квартире было тихо. Ни вздоха, ни шороха. Может, проверяющие только притворились, что ушли? В темноте Марек неожиданно перестал адекватно ощущать свое тело. Нога то ли затекла, то ли нет. Согнутая в локте левая рука притворялась несуществующей, отсохшей. Что-то лениво ползало от поясницы по спине к шее и обратно, словно там открылся маршрут позвоночного экспресса для всяких невидимых насекомых.

– Дина, - прошептал Марек, - ты здесь?

Дина чуть сильнее сжала его запястье.

Ах, да, это же ее пальцы! Что-то он уже путает, где свое, где чужое. Все-таки ему неуютно. И немного страшно.

Какой такой Дина знает секрет?

Бумм! От близкого стука в стену Марек дернулся и занозил ладонь. Резкий испуг холодом продрал сердце.

– Слышите?
– сказала мама.
– Еще минут десять постойте пока.

– Что там?
– спросила Дина.

– Цветковых взяли. Шевелевых обоих. А у них дети. Элю Растамаеву тоже. Аж два грузовика подогнали.

– Сволочи, - сквозь зубы сказала Дина.

– Чего они хотят?
– спросил Марек.

– А пойми их, - сказала мама.

Она ушла. Дина отпустила запястье. Сейчас, когда непосредственная опасность отступила, Марек почувствовал дурноту.

– Это глупо, так отлавливать людей, - сказал он, сглатывая кислую слюну.
– Не вижу смысла. Здесь же не террористы и диверсанты.

– Чего ты тогда спрятался?
– со смешком спросила Дина.

– Просто...

– Что?

– Они убили Андрея.

Они помолчали, словно заново привыкая к действительности, в которой произошла смерть близкого им обоим человека.

– Прости, - сказал Марек.

– За что?
– отозвалась Дина.

– Я думал отбить тебя у Андрюхи, - признался он.

– Не получилось бы.

– Почему?

– Андрюшка был...
– Марек почувствовал, что Дина улыбается, вспоминая.
– Он был очень настоящий.

– А я?

– Знаешь, я же много где работала. И в психиатрической. И в полевом госпитале однажды. Ты только не обижайся, Марк. К нам контуженных привозили. С юга, с Урала. У многих, у кого легкой тяжести, был такой вид... ну, будто они не понимали, где находятся. У них была своя реальность, боли в голове, шумы, ревербации, глухота. Когда я тебя в первый раз увидела, у тебя было такое же лицо. Все вокруг - само по себе, и ты - сам по себе.

– А сейчас?

– Сейчас лучше.

– Но недостаточно, да?

Дина шевельнулась.

– Марк, а вот если бы ты был вместо Андрюшки там, на Талалихина? Ты бы бросился меня отбивать?

– Я?

Марек зажмурился.

Он ясно увидел себя подающим патрулю документы. В хорошем плаще, с сумкой через плечо. Преуспевающий джентльмен. Повелитель собственного мирка. Пробор. Улыбка. Европаспорт. Господин сержант, хорошая погода, не правда ли? Все в порядке? Замечательно. А у моей девушки? Нет?

Лицо медленно вытягивается на мигающий красный диод сканера. Это какая-то ошибка. Нет, я не протестую. Да-да, обязательно разберитесь, так не должно быть. Я понимаю, что нужна дополнительная проверка. А мне с девушкой нельзя?

Да, я подожду. Сколько ждать?

Он растеряно смотрит вслед Дине, гоня шевелящиеся в душе тревожные мысли. Как же так? Что у нее с пропуском? Дина оглядывается, ее уводят в пристройку. Сержант шутливо отдает ему честь.

Мерзость!

– Я, наверное, бы не понял, не осознал...
– скрипучим голосом сказал Марек.
– Я подумал бы, так и надо. Они же власть.

– Спасибо, - тихо сказала Дина.

– За что?

– За честность.

Марек сжал кулаки.

– Я исправлюсь.

Они вылезли через полчаса.

Весь двор перед домом был разъезжен, ивняк ободран, растерянными, тревожными кучками стояли у подъездов люди, все женщины да дети.

С улиц Южной и с Комвольцева забрали пятьдесят человек. С Красной - еще десять. Чуть ли не треть здесь живущих. Грузчиков, водителей с ночных смен, десятиклассников, идущих в школу. Отцов, сыновей, братьев. Семь или восемь женщин.