— А ты сам-то? — спросила Лив. — Ты местный?

Ей неожиданно стало на самом деле любопытно. Может, впервые на её памяти, Лив искренне заинтересовалась чужой жизнью. Может, потому что совсем недавно сама испытала странное вневременное ощущение. Словно всегда здесь жила. Словно это её касалось.

— А то как же, — с гордостью Савва выпятил грудь. — Мы тоже из переселенцев. Уже лет сто на этой земле и живём. Когда леспромхозы стали организовывать на месте артелей, мой прадед один из первых в лес ушел. Тут только землянки временные от артельных оставались. Вот прадед, а потом дед и строили тут уже нормальную жизнь. Перебирались сюда потихоньку, чтобы уже совсем в лесу.

Вдруг он внимательно посмотрел на Лив и добавил еле слышно:

— А, может... Может, и больше, чем сто лет... А если...

В печке что-то пронзительно, монотонно загудело и вспыхнуло так, что отблеск света просочился даже сквозь заслонку, пробился быстрыми всполохами сквозь щели, заплясал по лицу Саввы, который сидел к источнику тепла и огня вполоборота. На мгновение лицо парня осветилось неземной, тонкой красотой, и Лив с непонятным трепетом увидела, что его глаза глубоки, а упрямый подбородок словно выточен из слоновой кости. Ей захотелось дотронуться до щеки, которую словно целовал отблеск огня. Правда, это длилось всего мгновение, и через секунду пламя успокоилось, а Савва стал тем же, кем был до этой вспышки. Деревенским, грубым увальнем. Девушка вздрогнула, сбрасывая с себя морок, рождённый, очевидно, темнотой и бесприютности надвигающейся ночи.

— Так вот и строили предки, чтобы мы жили тут нормальной жизнью, — вытащил Савва кусочек застрявшего где-то во времени разговора. Словно вернул ситуацию на круги своя. И никакого морока.

— Нормальную жизнь? Это вот то, что сейчас у вас, ты называешь нормальной жизнью?

Лив не хотела оскорбить Савву, ей действительно было непонятно, как можно думать про такой быт, что он нормальный. Без элементарной сотовой связи, без интернета, с печью, без всяких развлечений. Нет, она не была большой поклонницей ночных клубов, но элементарно — посидеть в уютной кафешке с чашкой кофе?

Савва, впрочем, нисколько не обиделся.

— Это другое. Ты просто ещё мало у нас находишься. Ещё до конца не успела прочувствовать.

— Ну уж увольте, — испугалась Лив. — Я не хочу тут больше... Не собираюсь ничего больше прочувствовать...

— Да ладно, успокойся. Сказал же, попытаемся выехать. Вот сейчас чаю попьем, а утром, засветло, попробуем твою машину поправить.

— Да не моя это машина, — опять возмутилась Лив. И пригорюнилась. — Алексеича так и не нашли. Вот что с ним могло случиться?

— Искал я твоего невидимого Алексеича. Ты же знаешь, что искал. А что один могу? Тут врассыпную нужно лес прочесывать. И с вертолетами, желательно. Если он был, твой Алексеич...

Последнюю фразу Савва пробормотал совсем тихо, исключительно для себя, попытался отвлечь Лив от опасного предмета разговора:

— Так вот, ты спрашивала. Сначала тут построили несколько домов барачного типа и временную конюшню. Лесорубы-одиночки жили артелью по тридцать-сорок человек. Электрического света ещё не было, обходились керосиновыми лампами. Первые дома стояли среди глухого леса. Но, кстати, пилили уже не двуручными пилами. Знаешь, раньше были такие с треугольным зубом?

Лив отрицательно покачала головой.

— Так стали работать уже не ими, а лучковыми пилами! Уже тогда!

Вид у Саввы был просто торжествующий, а в голосе появилась искренняя нежность и настоящая любовь.

— У них полотно тонкое, узкое, из высококачественной стали. И зуб сложный, поэтому лучковка дает тонкий пропил.

— Ты опять говоришь так, словно жил и работал в то время.

— Так я же на пилах работать пробовал. Даже на совсем старинных. В сарае у Фарса целый музей собрался. Лучковкой пила называлась потому, что полотно туго натягивалось при помощи деревянного лучка, а это позволяло работать на валке леса одному рабочему вместо двух. Затем на нашу деляну пришли механические электропилы системы «Вакопп», а через некоторое время их заменили более удобные и легкие консольные электропилы «К-5» и «К-6». А это совсем другая организация валки и раскряжевки леса. Ты, Оливка, даже не представляешь, насколько стало легче вальщикам работать...

Она не представляла. Под опять ставшим нудным бормотание Саввы, наконец-то согревшись, тихонько отъезжала из реальности в полудрему. Стол и Савва поплыли куда-то в сторону, безумный кот на чашке игриво и немного похабно подмигнул Лив, и она поняла, что засыпает.

***

Лив очень боялась, что опять зарядит дождь, но, может, благодаря её молитвам, с утра светило солнце. Она почувствовала его прикосновение ещё со сна, не открывая глаза, ощутила, как солнечный зайчик скачет щекочущим теплом по её щеке. Ничто и никто не тревожило её ночью, не пялилась на гостью Белая Дама, не ходил под окнами страшный минотавр, даже кречет не подавал голоса — то ли не видел повода для беспокойства, то ли улетел куда-то далеко по своим делам. Она спала, как убитая, и выспалась прекрасно, открыла глаза свежая и с ясной головой. Даже не очень расстроилась, обнаружив себя не дома, а все в том же заколдованном месте. Загорелась надежда, что, может, уже сегодня к вечеру вернется к привычному для неё образу жизни, и как страшный сон забудет и Савву, и Пихтовку, и сумасшедшего изобретателя, и привидение, и монстра в лесу. Что греха таить, надеялась Лив ещё и на то, что забота о пропавшем Алексеиче свалится с её плеч на другие, более профессионально для таких случаев подготовленные. Пусть его поисками занимаются специалисты. Скорее всего, поисками трупа, подумалось Лив, и она передернулась. Сначала нужно было выбраться отсюда самой.

Лив осторожно спустилась на ноги с дивана. Ходить, хоть и прихрамывая, было уже можно. Она подумала, что не мешало бы умыться, но за ночь выстуженная изба опять показалась ей невыносимой для какого-либо действия с водой, и девушка перенесла это мероприятие на вечер. «Когда доберусь домой, первым делом наберу ванную горячую-горячую, пены набухаю, и буду лежать в этой воде, пока вся эта ужасная командировка с меня тремя слоями не сойдет», — подумала Лив, как о чем-то, что непременно сбудется.