На самом деле, Лив не хотелось спорить. Она уже ругнулась на себя за то, что вообще опять вступила в полемику с человеком, который все равно ничего не решает и ни за что ответственности не несёт. В предрассветной хмари вдруг то там, то здесь раздавались птичьи верещания, сначала робко, затем набирали силу и простор. Свет наливался постепенно, серостью сменял влажную тьму за окном. Пузырился белок в скворчащей яичнице, чай был блаженно горяч, от невыспанности по телу разливалась нега, и вообще не хотелось шевелиться. Конечно, тревожные мысли всплывали. Но они были пока безнадежные. Где Алексеич? Как выбираться из этого глухого угла? По крайней мере, как дать знать в управление, что она тут застряла? И как унять Савву, неистово, но безрезультатно защищающего хозяина?

— Подожди, вот-вот должен приехать Фарс, он решит проблемы, — Савва словно прочитал её мысли.

— Ты говорил об этом вчера. Только мне уже не верится, что он когда-либо приедет, — вздохнула Лив.

Савва, почувствовав брешь в её обороне, снова загудел:

— Вот я тебе сейчас объясню, например, почему Фарс незаконно приобрел запчасти на трактор. А потому что и этот трактор не состоит на учете в технической инспекции. Хозяин его собрал из металлолома, а у нас, между прочим, во всем районе техника таким образом собрана. Потому что купить новоё, так это никто не потянет. Никто. И Фарс тоже. Вот хозяин собранного трактора и сдал нам его в аренду. А ваши убрали все затраты на этот трактор. Вы, может, и правы. Но новый трактор трелевочный купить, это как ты понимаешь? Это миллиона два, два с половиной сейчас стоит. Ну, и что ты скажешь, реально это?

Савва посмотрел на неё с торжеством. Судя по всему, он ожидал, что Лив сейчас, услышав цены на новый трелевочный трактор, упадет в обморок. По крайней мере, вскрикнет от удивления. Девушка удивляться не стала. Она тихо, но четко произнёсла:

— Не. Говори. Мне. Больше. О тракторах. Сегодня. И о другой какой-либо технике не говори... Иначе я завою....

И тут, прямо с унисон с её фразой, пошел дождь. Он хлынул сразу и навзничь, словно с неба опрокинули ведро без дна. В смысле, что вода вываливалась с неба сплошным потоком, и конца края окончанию процесса не было видно.

— Ё- моё, — только и произнёс Савва, подскочив к окну.

— Почему? — не поняла Лив. — Почему «ё-моё»?

—Это плохо. Они не доедут. Ты же знаешь эту дорогу. По ней и при прекрасной погоде осенью и весной не проедешь, что уж говорить о том, как её сейчас развезёт.

— Это значит...

— Это значит, что тебе придётся ещё на день задержаться, — твёрдо сказал Савва. — Как минимум. Пока дождь не кончится, а он точно до вечера зарядил, и дорога не подсохнет, ни к нам, ни от нас никак проехать не получиться.

Лив ещё не до конца поняла, что случилось:

— А если пешком?

Савва посмотрел на неё, как на безумную.

— Сто километров? Под проливным ливнем? В лесу? Там, между прочим, волки. Или юххи.

Последнюю фразу он провыл, подражая волкам: «ю-ю-х-и-и».

— Где? — оторопела Лив.

— В Караганде, — Савва почему-то разозлился. — Где могут быть волки? В лесу, конечно. А юххи — так они вообще везде могут быть.

— Но как же, как же.., — Лив растерялась. — Ты же сказал, что он приедет сегодня утром, ты же обещал... Вот только что говорил и обещал.

— Я обещал до того, как пошел ливень. И, знаешь...

Савва вдруг резко развернулся и выпалил неожиданно для Лив:

— Мне совсем не нравится бегать тут вокруг тебя. Но я же терплю! Так что не капризничай. Лучше помой посуду.

И ушел, сердито хлопнув дверью. Лив показалось на секунду, что из приоткрывшейся щели в комнату ворвались клубы влажного тумана. Хотя, по всем законам физики, это совершенно неправильно. Пар должен вырываться из теплой избы в продрогшую зябь лесной поляны, а не наоборот.

Всё здесь было странным. И каким-то... Неправильным.

Глава 3. След минотавра

Дождь шел все утро. И весь день. И перевалил на вечер. Савва, накинув длинный плотный дождевик с большим капюшоном, несколько раз отправлялся искать Алексеича в окрестном лесу. Хотя Лив уже понимала, что он это делает только для вида, чтобы её успокоить, а сам ни в какого пропавшего водителя совершенно не верит. Просто заходит за ту сосну, которую Лив не может видеть из окна, с другой стороны возвращается в избушку-управление и занимается своими делами. Затем опять надевает дождевик и появляется на пороге учительского дома весь мокрый и несчастный, докладывая, что Алексеич ему ни в каком виде нигде не встретился.

Странно, но к вечеру Лив охватила апатия. Ей казалось уже, что никакого Алексеича не существует, не существует города, её друзей, ничего нет за границей этого маленького пустынного посёлка, в котором она и живет всю свою жизнь. Словно Оливия Матвеева уже давным-давно знает и понимает всех этих людей, которые приедут сюда, как только свежий снег превратится в фирн — плотно слежавшийся, зернистый, и накатается зимник. Чтобы с огромными электрическими пилами выходить на деляну и под оглушающий визг инструмента валить в нетронутые пушистые сугробы огромные сосны и чувствовать себя хоть в это момент хозяевами древней силы, связанной корнями с сердцем земли. Что-то с этим холодным, мокрым воздухом проникало в легкие Лив, и разносилось шипящими пузырьками с кровью по всему организму, настолько, что она начинала ощущать это место как «своё». Словно она разделилась пополам, и одна её половина — со своей памятью, знаниями, ощущениями, голосами никогда не знакомых ей людей — ни разу не покидала этот таёжный тупик, наполненный чуждой, пугающей силой и непонятной ей страстью.