— Алексеич! Можно я...

Ответная тишина была очень подозрительной. Если бы кто-то был рядом с машиной, пусть и спрятавшийся за ней с другой стороны, хоть шорох, но должен же был доноситься. Тишина и ответное безмолвие показались странными, Лив зябко поежилась. Она уже собиралась ждать куда-то подевавшегося Алексееича в салоне, где не совсем остыло тепло, но взгляд её привлекло белое пятно с другой стороны куста, в который они врезались. Зачем-то она полезла туда, пусть не сильно, но обидно поцарапала руки, и ухватила пластиковую картонку, которая оказалась игральной картой. От резкого движения кольнуло в боку.

— Наверное, от того, что много сижу, — девушка охнула, — надо больше двигаться.

Карта была блестящая, и такого рисунка Лив не видела ни в одной колоде.

Дама, с первого взгляда неопределённой масти, была вся в белом. Густого молочного оттенка одежда и пепельные волосы, уложенные в высокую старинную прическу, практически сливались с фоном пластика. Только ярко выделялись из этого невнятного тумана два пронзительных карих глаза под густыми чёрными ресницами. Это было немного жутко. Некоторое время Лив, не отрываясь, смотрела в эти пронзительные, живые глаза. И только потом заметила масть. Неброскими штрихами в углах карты был прочерчен странный знак. Оливия в карты не играла, но даже ей было понятно, что ни к одной из всех известных четырех мастей, Дама отношения не имела.

— Ну и ладно, — сказала сама себе Лив и зачем-то засунула карту в карман куртки. Затем всё так же, не двигаясь с места, оглядела окрестности и опять закричала уже очень недовольно, откинув правила приличия и субординацию:

— Алексеич! Алексеич, чёрт бы тебя побрал! Мы так и до ночи не успеем! Давай быстрее!

Минут двадцать она сидела в салоне машине, который уже начал потихоньку остывать. Затем вышла, опять вымазав в свежей грязи подсохшие от прошлой вылазки ботинки. Лив даже походила вокруг джипа, насколько это было возможно, всматриваясь вдаль. Картина оставалась прежней: по обе стороны от бетонки сплошным коридором высился лес. Обзор узкой полосой тянулся только впереди или сзади. Ни там, ни с другой стороны Алексеича не наблюдалось. Идея поискать его была довольно туманной. Во-первых, Лив не знала, в какую сторону он вообще мог пойти. Во-вторых, она не решалась отойти от машины, боясь заблудиться. Конечно, она пробовала связаться с ним по телефону, но здесь сигнала не было от слова «совсем». Впрочем, как раз это обстоятельство было предсказуемым. Ирина Анатольевна её предупредила первым делом, что в таких далёких поселках бывают проблемы со связью. При этом, как Лив показалось сейчас, в голосе начальницы сквозило садистское удовольствие.

Лив оставалось только сидеть в остывающей машине, потихоньку замерзать и ругаться. Через час она уже была в панике. Тогда раздались тяжёлые шаги, и в машину втиснулся счастливо улыбающийся Алексеич. Он что-то, торопясь, дожёвывал, вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Ох и хорошо в лесу, девонька! — с наглым удовольствием буркнул водитель.

Лив была безумно зла на Алексеича, который позволил себе внеплановую прогулку, но в то же время очень рада, что он всё-таки вернулся. Водитель повернул ключ зажигания и салон начал наполняться теплом. Поэтому она сказала только:

— Ну, ты, Алексеич, даёшь!

— Да чего я? — он с удивлением посмотрел на девушку.

— Тебя около двух часов не было, и ты так спокойно говоришь «чего я?», — Лив очень постаралась быть максимально благодушной, хотя ярость просто душила её. Но в данный момент её благополучие зависело от водителя, по крайней мере, до вечера, когда она наконец-то попадет домой, и девушке приходилось сдерживаться.

— Каких двух часов, девонька? — Алексеич казался поражённым. — Я ж на минутку отошел. Ну, может, на пять. Посмотри на часы.

Он кивнул на панель. Лив в полной уверенности, что она сейчас пришьёт наглого водителя неопровержимыми фактами, посмотрела на циферблат. Она даже провела рукой по табло. С того момента, как девушка последний раз обращала внимание на время, а это было буквально перед тем, как они въехали в куст, прошло минут двадцать. Лив заткнулась. Съёжилась. Потом тихо сказала:

— Ладно, поехали. Мне от страха показалось, наверное.

Она умела признавать свою неправоту, если это подтверждалось цифрами. Потому что Лив верила в цифры окончательно и бесповоротно. И они всегда были её союзниками. До этого момента. Потрясение от предательства того, что ещё минуту назад казалось незыблемым и надёжным, немного выбило девушку из колеи.

Дальше попутчики ехали молча. Алексеич негромко включил какой-то низкопробный шансон, Лив закрыла глаза и задремала. Без снов и видений. Несмотря на трясучку и рывки.

Она открыла глаза, только когда джип, чуть дёрнувшись, остановился посреди вырубленной в лесу поляны. Небольшой пятачок, отвоёванный в неравной борьбе человека с лесом, развернулся перед её ещё сонным взором во всей неприглядной мрачности.

Лив выползла из машины. Она чувствовала себя грязной, мятой и некрасивой. Ежась от пробирающей до костей зябкости осеннего бора, наступающего со всех сторон, прошла к одному из домиков, жавшихся друг к другу, как бездомные щенята. В доме горел свет, а из трубы шёл дым. Все остальные казались мёртвыми и неживыми. Под ногами мягко пружинили слежавшиеся и свежие опилки. Целая куча больших целых брёвен громоздилась чуть в стороне от прижавшихся друг к другу избёнок. Лив направилась к свету и теплу, махнув рукой Алексеичу, чтобы шёл за ней. По крайней мере, погреться. О том, что налоговому инспектору могут не налить даже чаю, она слышала от старших коллег. Лив так и подумала «коллег». Официальное слово придало ей уверенности, она зашагала уже быстрее.

На крыльце стоял заспанный человек в рабочей телогрейке. Он молча смотрел, как Лив на негнущихся от долгого сидения ногах, ковыляет по направлению к дому. Стало неловко, и она тут же разозлилась на всё сразу. И на то, что в эту совершенно неперспективную командировку послали именно её, и на то, что ехать оказалось так далеко и грязно, и почему-то на Алексеича, который, как она теперь думала, подстроил этот финт с часами, чтобы выставить её полной дурой. И на этого незнакомого парня рассердилась, который пока ничего плохого ей не сделал, но стоял, как истукан, и даже рукой не махнул в знак приветствия. Только буркнул невнятно и сердито, когда она уже подошла совсем близко: