На секунду у неё промелькнула мысль о том, что Савва был довольно гостеприимен, и даже накормил её вкусным куриным супом, но ярость и досада от бездарно проведённого дня, заглушила все проблески совести. Парень попытался что-то сказать, но Лив его уже не слушала. Она выбежала из избы, вне себя от злости, и неистово заорала в тишину:

— Алексеич, Алексеич!

Покореженная, грязная легковушка стояла на том же месте, где её оставили. Выглядела она странно даже издалека. Алексеича рядом с авто не наблюдалось, и Лив, проваливаясь в вязкие лужи, расквасившееся кашей-малашей, побежала к машине. Когда девушка приблизилась, она поняла, почему джип выглядел настолько пугающе. У машины были спущены колеса. Все четыре. Лив чертыхнулась про себя, на всякий случай заглянула через грязные разводы на стеклах в салон, никого там не увидела, подергала все ручки на дверцах. Авто на спущенных колесах, казалось, беспросветно закупорило в себе напряженную пустоту. И сумку Лив. С документами, косметичкой, влажными салфетками и зубной щеткой на всякий случай. Никому не зайти, не выйти.

— Алексеич, — ещё раз рявкнула девушка. Она настолько раскалилась от злости, что даже не ощущала холода. В приступе глупой детской обиды даже два раза пнула мертвую машину в чумазый бок. «Сеич ... сеич...» почему—то вдруг издевательски пропело со стороны леса. Звук смутно напоминал эхо, но был настолько противным, словно кто-то специально передразнивал Лив. К злости примешались обида, ощущение холода и одиночества. На глаза навернулись слезы, а в душе заворочалось пока ещё невесомое, но уже нарастающее чувство страха.

— Где этого водителя опять нелегкая носит? — спросила Лив сама себя, и вздрогнула, потому что кто-то за спиной громко хмыкнул. Девушка резко обернулась и обнаружила рядом с собой Савву. Она представления не имела, как ему удалось подойти так тихо и незаметно.

— Какого водителя? — флегматично, словно не толкал пламенные речи несколько минут назад, спросил её Савва.

— Моего водителя. Алексеича... Петра Алексеевича, который не укараулил машину, — со злостью в голосе ответила Оливия. — Вон, колеса проткнули ...

Кивнула на съежившуюся резину. Савва посмотрел на неё исподлобья и подчеркнуто ласково, как говорят с безнадежно больными или маленькими детьми, произнёс:

— Так, ты ж сама приехала... И колеса уже были частично спущены. Наверное, по дороге на что-то наехала.

— Как сама? — в свою очередь удивилась Лив. — Я ж и водить не умею.

Она зачем-то пояснила этому чужому и неприятному ей парню:

— Прав нет у меня. Все собираюсь в автошколу, но не получается.

— Ну, да, — Савва засмеялся, вроде подтрунивал, но как-то напряженно. — Как ты въехала сюда на спущенных колесах! Видел бы тебя кто из соответствующих органов...

Он явно передразнивал Лив:

— Изъяли бы права, это точно. Колбасило твою «ласточку» из стороны в сторону — не дай Бог никому.

Лив посмотрела на него, как на идиота. Савва по-своему понял её взгляд:

— Я в окно видел, как ты тут пьяные круги наворачивала. Из машины одна вышла. Закрыла её. Сигнализация пикнула. Никто больше не выходил. Одна ты приехала.

— Ты о чем вообще? Со мной водитель был, — уже жалобно проговорила Лив. — Алексеич.

— Да не морочь ты мне голову. — Савва уже немного сердился. — Не было с тобой никакого водителя.

Он повысил голос, очевидно, предполагая, что так будет понятнее:

— Не было!

Чуть запаздывая, буквально на полтакта, со стороны леса издевательски донеслось: «Было, было»...

Глава 2. Мутная встреча с Белой дамой

— Здесь дрова всегда немного сырые, поэтому печь нужно разжигать по-особому. Сначала — очистить решетку от золы. Не забудь открыть заслонку, я покажу, где, иначе весь дым пойдёт в дом. Теперь, смотри, вот это: одну полешку ложишь с одной стороны...

— Кладёшь, — на автомате поправила Савву Лив.

— Ну, да вот так ложишь, потом вторую, между ними оставляешь поддув...

— Правильно говорить «кладёшь», — зачем-то повторила Лив.

— Слушай, кто кого учит? Я тебя печку разжигать или ты меня правилам русского языка? — Савва не рассердился и не обиделся, тон его голоса казался даже снисходительным. Он разговаривал с Лив словно с малым ребёнком, который играет в игрушки, вместо того, чтобы заняться чем-то существенным, жизненно важным.

— Вот теперь сюда кидаем картон, лучше всего — упаковку от яиц.

— Откуда в такой глуши фабричные упаковки от яиц? Вы разве не своим хозяйством живёте?

— Фарс привозит, — ухмыльнулся Савва. — Редко, правда, но привозит. У него тут магазинчик есть. Там самое необходимое.

— Мыло, спички, соль?

— Можно сказать и так, — фраза прозвучала чуть более таинственней, чем, по мнению Лив, должна была. Но Савва свои эти слова объяснять не стал, а опять наклонился над распахнутой дверцей печи. — Магазинчик-то все равно сейчас закрыт. Все к сезону приедут. Пока своим хозяйством перебиваюсь. У меня там, в сараюшке, курицы есть. Петух. Коза тоже, забери её нелегкая... А теперь поджигаем картон, и ложим немного щепок...