— Да, кладём же! — Лив это бесконечное «ложим» стало уже раздражать. — Слушай, и вообще, почему я не могу переночевать у тебя? Там, где живности полно. Мне страшно одной.

Смеркалось медленно. Темнота сползала с верхушек огромных деревьев, ненадолго застревая в кронах, просачивалась размазанными пятнами, падала вниз. Когда стало ясно, что выдвинуться Лив в город сегодня не сможет, Савва привел её в один из пустующих домов. Теперь, в темноте, эти избы казались ей растерянными пленниками, со всех сторон зажатыми беспощадным стражем. Мрачным, тяжёлым, сжимающим свое кольцо лесом.

А в доме было довольно уютно, и следов запустения не наблюдалось. Царило ощущение, что хозяева только что вышли по делам и скоро вернуться. Дом был свеж и гостеприимен. Двухэтажный, пахнущий деревом, с накрахмаленной, белоснежной, вручную связанной скатертью на большом гостином столе, со стильными занавесками на окнах — чесучовыми, распространяющими слабый, но настойчивый аромат лаванды.

И всё-таки Лив пришла в ужас при мысли о том, что сейчас Савва уйдет, и она останется одна в большом, чужом, только что покинутом доме. Хотя она не верила во всякие там мистические штуки, и чувствам предпочитала объяснения. Но было здесь что-то такое, с чем она в данный момент, подкошенная внезапным и непонятным исчезновением водителя, не могла справиться. В сумерках несчастная девушка навернула несколько кругов по периметру, кричала Алексеича в стремительно темнеющее нутро леса под недоумевающим взглядом всё того же Саввы, но быстро выдохлась. Когда стало понятно, что вот-вот грянет ночь, Лив сдалась. И позволила уговорить себя переждать до утра в этом доме.

Девушка зябко поёжилась, всем своим видом показывая, что ей очень не по себе.

— Почему? — повторила она.— Почему я не могу переночевать с тобой?

Савва замялся, и, кажется, смутился.

— Потому что... Ты молодая девушка, а я всё-таки парень.

Лив, до которой только что дошла причина его смущения, расхохоталась:

— А, так ты у нас нравственный оказывается?

— Ничего смешного, — буркнул Савва. — С репутацией шутить не стоит.

Девушка, пораженная и фразой, которую она не ожидала услышать от этого увальня, и тоном, которым он её произнёс, смеяться резко перестала.

— Так тут же никого нет.

— Даже если, кроме нас, тут никого нет. Даже если никто не узнает. Все равно. Правила не для окружающих. Они здесь, — Савва приложил указательный палец к своему высокому лбу.

— И здесь.

Жест, которым он приложил ладонь к сердцу, показался Лив несколько театральным. Она хмыкнула. Савва смутился ещё больше:

— Ладно, давай дальше. Слушай внимательно, а то замерзнешь. Когда дом нагреется, и дрова прогорят до угольков, вьюшку нужно закрыть. Тогда тепло останется в доме. Не вылетит в трубу.

Он неожиданно рассмеялся:

— А если что напугает, покричи. Я же рядом, услышу.

Только сейчас внезапно Лив поняла, как здесь было тихо. Очень. Только потрескивали занимающиеся пламенем дрова, где-то шептались кроны деревьев, далеко и высоко, под самым небом, и по комнате плыли их с Саввой голоса. Никаких звуков больше. Никаких. Действительно, подумала Лив, чуть голос повысишь, тут же будет слышно в соседнем доме.

— Куда делся Алексеич? И почему ты говоришь, что его вообще не было? — девушка, чуть прищурившись, смотрела на оживающие языки пламени. Это завораживало. И успокаивало. Приводило в ирреальное состояние души. Савва тоже блаженно притих, впитывая тепло, ещё робко просачивающееся из открытой дверцы печки. Он встрепенулся только от её вопроса, хотел что-то сказать по существу, но, очевидно, передумал, поэтому только махнул рукой:

— Давай-ка ложись спать. На втором этаже в спальне есть постельное белье. Валерия Антоновна очень аккуратная, у неё все чисто, можешь, не сомневаться.

— А кто это? — в очередной раз удивилась Лив.

— Так учительница же, это её дом. Она в интернате работает, как в августе уехала, так до конца учебного года не вернётся. Ты не смущайся, располагайся здесь. Валерия Антоновна хорошо относится к гостям. Даже в своё отсутствие.

— Алексеич... — вздохнула Лив, уже разморенная, придавленная неудачами и странностями сегодняшнего дня. — Его надо искать...

Она попыталась подавить зевок, но не смогла. Комната уже плыла на пляшущих всполохах огня, предметы мягко меняли очертания, зыбились.

— Э, — посмотрел на девушку Савва, — ты уже спишь. В спальню поднимешься?

Лив покачала головой, давая понять, что никуда она с этого места не сдвинется. Новый знакомый поднялся на второй этаж, потопал над её головой гулкими шагами. Что скрипнуло, что-то громыхнуло. Девушка не успела вообще ни о чем подумать, когда он спустился, держа в руках аккуратно сложенную стопку белья.

— Вот, — сказал, положив на большой гостиный диван эту стопку, — располагайся. Я утром вернусь.

Лив не успела ничего сказать, Савва, стукнув входной дверью, растворился в уже совсем окутавшей всё вокруг ночи. Темнота была тяжела и беспросветна. Оливия, еле передвигая ноги, добрела к дивану и рухнула прямо на бережно сложенную Саввой стопку белья. Ничего стелить она была не в состоянии, раздеваться и не собиралась. Уже совершенно падая в сон, успела только подумать «Алексеич, куда он...», но лавандовый аромат закружился густым, нездешним цветом в голове и потащил, потащил её, мягко покачивая, за грань, в сон, в спасительную нереальность. Замельтешила уже перед плотно сомкнутыми ресницами разбитая дорога, поплыли размякшие под осенним безнадежным дождем деревья, чьё-то смутно знакомое лицо надвинулось на перевернутый во сне мир Лив...