– Джудит, уверяю тебя, что мы с мамой все это делали.

– Я в этом не сомневаюсь, Марта. Но, возможно, вам следует поменять тактику. Не знаю, если не работает одно, надо попробовать что-то другое.

От воцарившегося молчания у меня мурашки побежали по коже.

– Смерть Ханны всем нам разбила сердца, - наконец произносит Марта.

– Могу себе представить. Наверное, это было ужасно.

Ее глаза наполняются слезами, и я обнимаю ее. Марта улыбается.

– Она была мотором и центром всей семьи. Она обожала жизнь, всегда была весела и…

– Марта… - шепчу я, заметив, как по ее щеке вниз катится слеза.

– Она бы тебе понравилась, Джуд, уверена, вы бы хорошо поладили.

– Конечно, да.

Мы обе глубоко затягиваемся нашими сигаретами.

– Я никогда не забуду лицо Эрика тем вечером. В тот день он не только увидел, как умерла Ханна, но еще и потерял отца и невесту.

– Все в один день? – с любопытством спрашиваю я.

Мы никогда много не говорили с Эриком на эту тему. Я не могу его спрашивать, не хочу заставлять его вспоминать.

– Да. Бедняга не смог связаться с отцом, чтобы рассказать ему о случившемся, поехал к нему домой и обнаружил его в постели с этой идиоткой. Это было ужасно. Ужасно.

Я вся покрываюсь гусиной кожей.

– Клянусь, я думала, что Эрик никогда уже не сможет оправиться, - продолжает Марта. – Так много плохого за столь короткое время. После похорон Ханны мы две недели ничего о нем не слышали. Он исчез. Он заставил нас сильно волноваться. А когда вернулся, его жизнь представляла собой полный хаос. Ему пришлось встретиться лицом к лицу со своим отцом и Ребеккой. Это был просто кошмар. И чтобы добить его окончательно, Лео, мужчина, который жил с Ханной и Флином, еще один идиот, сказал нам, что не хочет нести ответственность за мальчика. Внезапно он перестал считать его своим сыном. Поначалу ребенок очень сильно страдал, и поэтому Эрик взял на свои плечи заботу о нем. Он сказал, что позаботится о Флине и, как видишь, делает это. Что же касается Нового года, я знаю, что ты права, но именно Эрик прервал эту традицию, забрав Флина в первую же их новогоднюю ночь на Карибы. На следующий год он сказал нам с мамой, что предпочитает не устраивать в эту ночь большого веселья, и так продолжалось годами. Потому мы с ней и стали строить свои планы.

– Серьезно? – удивленно спросила я.

И точно в этот момент дверь на кухню открывается, и на нас осуждающим взглядом смотрит Флин. Несколько мгновений спустя он уходит.

– Черт! – ругается Марта. – Приготовься.

– К чему?

Прислонившись к дверному косяку, она улыбается.

– Он наябедничает Эрику, что мы курим.

Я смеюсь. Наябедничает? Ради бога, мы же взрослые люди.

Но не успеваю я досчитать до десяти, как дверь на кухню снова открывается, и мой немец в сопровождении своего племянника шагает к нам и спрашивает с твердым намерением запугать нас:

– Вы что, курите?

Марта не отвечает, а я согласно киваю головой. Почему я должна лгать? Эрик смотрит на мою руку. Он хмурится и выхватывает у меня сигарету. Это меня злит, и я раздраженно шиплю:

– Это был последний раз, когда ты делаешь что-нибудь подобное.

Холод во взгляде Эрика пронзает меня.

– Это был последний раз, когда ТЫ делаешь что-нибудь подобное.

Воздух вокруг нас можно разрезать ножом.

Испания против Германии. Плохи наши дела!

Я не понимаю его обиды, но очень даже понимаю свое возмущение. Никто так со мной не обращался. И, не раздумывая, я беру пачку сигарет, лежащую на столе, достаю из нее одну сигарету и зажигаю ее. Я специально веду себя так нахально.

Эрик смотрит на меня с открытым ртом, Марта и Флин за нами наблюдают. Мгновения спустя Эрик снова вырывает у меня из рук сигарету и бросает ее в раковину. Но нет. Я этого так не оставлю. Я беру еще одну сигарету и опять ее зажигаю. Он повторяет свои действия.

– Ладно, вы решили истратить все мои запасы табака? – возмущается Марта, забирая пачку.

– Дядя, Джуд плохо поступила, - настаивает мальчик.

От голоса ребенка, доносящегося откуда-то из окружившего меня тумана, у меня сжимается сердце, и, увидев, что Эрик и Марта оставляют его слова без внимания, я с обидой смотрю на парнишку.

– А ты? Как ты стал таким ябедой?

– Курить – плохо, - говорит он.

– Послушай, Флин. Ты ребенок и должен бы закрыть рот и…

Эрик меня обрывает:

– Не веди себя так с мальчиком, Джуд. Он всего лишь сделал то, что должен был сделать.

– Он должен был ябедничать?

– Да, - уверенно отвечает Эрик.

И после, глядя на свою сестру, добавляет:

– Я считаю, что это отвратительно, что ты куришь и заставляешь курить Джуд. Она не курит.

А, нет! Конечно же, нет! Я курю, когда мне надо выплеснуть свои эмоции, и не в силах вымолвить и слово, я пытаюсь привлечь к себе его внимание и обиженно бормочу:

– Эрик, ты очень ошибаешься. Ты не знаешь, курю я или нет.

– Но за все это время я никогда не видел, как ты куришь, - сердясь, уверяет он.

– Если ты не видел меня курящей, то только потому, что я не заядлая курильщица, - я, в свою очередь, делаю выпад. – Но, уверяю тебя, что в определенные моменты мне нравится выкурить сигаретку-другую. И эта сигарета не первая в моей жизни, и уж конечно не последняя, нравится тебе это или нет.

Он смотрит на меня. Я смотрю на него. Он бросает вызов мне, я бросаю вызов ему.