три к вам, но еще не пора.

Чтобы перед началом работы над книгами о Союзе приехать снова и получить

самые свежие и новые впечатления, дополнения тех, которые мы увезли в 64-м, нам

надо выбросить из головы еще всю Индонезию и Японию. А потом – вперед!

Вот, Леня милый, я надеюсь, что ты поймешь это письмо, я попробовал по-

русски, но латинским шрифтом, поскольку у меня букв нету.

Передай привет Неле и Галке, позвони, прошу, и Виктору Демину, скажи ему,

что мы не забыли, но времени очень, очень мало, и если писать, то так, чтобы он

дождался книги о Сибири, о которой он мне говорил. И всем иркутянам привет,

большой привет и много успехов! Твой Мирослав 43 .

И еще одно, недавнее.

Письмо И.Ганзелки в Иркутск (20 мая 1968 г.). Ленька, милый, обнимаю тебя за

телеграмму и поздравления к первомайскому празднику. В последнее время я очень

часто вспоминаю тебя и всех близких и милых друзей – иркутян. И боюсь, что вы не

совсем правильно поймете, что у нас делается. В советских газетах пишут мало,

редко и не всегда с полным понятием. Это, конечно, огорчает много честных людей,

коммунистов, беспартийных, но в основном всех тех, которые любят и уважают

Советский Союз, и до сих пор думали о нем с полным понятием и доверием.

Ленька, это действительно положение нехорошее. Ты нас с Миреком знаешь.

Мы остались и остаемся такими, какими и были. Я в последние недели на очень бур-

ной публике несколько раз с удовольствием защитил дружбу к советским народам и

буду в этом продолжать, потому что дружбу и любовь менять нельзя. Но огорчает

меня, когда вижу, как много довольно высоко поставленных советских лиц поворачи-

ваются именно ко мне спиной и ищут дружбу среди тех, которые нанесли такой

ущерб и дружбе (действительной), и действительно социалистическому развитию

общества у нас.

Ну, ничего, Ленька, правда только одна. Время пройдет, и она проявится. Надо

работать и ждать. Хотелось бы уже продолжать работу у вас в СССР, но ответ-

ственные москвичи вдруг не знают, кто такой Ганзелка и Зикмунд, адрес потеряли.

Ничего, найдут, подождем. А все-таки было бы хорошо поговорить. По душам, как

следует. Ленька, обнимаю тебя, Макина и всех хороших друзей в Иркутске. Всегда

твой Юра 44 .

– Ребята, зайдите в дом! – зовет Нина. – Холодно!

Мы сидим и молчим, еще тесней прижимаемся под пледом плечами.

– Интересно, – говорит Виктор Федорович, – они из такой же, как у нас,

тоталитарной страны, с таким же аппаратом подавления, с тою же навязан-

ной идеологией. Но вот же выросли из нее, нормальные же люди! А? 45

…С Виктором Федоровичем мы встретимся 22 августа, оглушенные со-

общением о вводе наших войск. Он будет растерян и подавлен. Закрытость

его имени для прессы оберегала его от журналистов, которых в те дни обя-

зали привлечь авторитетных в области людей к публичной поддержке воен-

ной акции. Ко многим ученым, директорам заводов, писателям, художникам

приходили, но из близкого мне круга иркутян с «одобрением» не выступил

ни один. Люди предпочитали об этом не говорить, как о чем-то стыдном, не-

приличном. У местного начальства, по совести говоря, энтузиазма тоже не

наблюдалось; нехотя выполняли то, от чего невозможно было отвертеться.