«Тебе с распущенными волосами лучше».

Я подошла к зеркалу и сняла одолженную у Кати резинку. Темно-рыжие волосы доставали мне до середины спины и чуть вились, не доводя меня, впрочем, до состояния «пуделя». Но весьма милые, если над ними поколдовать, завитки с лихвой компенсировал проклятый цвет. Да еще и фамилия… краше было бы, только будь я Белкиной.

— Так, кофе, — решительно напомнила я себе, ухватывая резинку и собирая волосы в неаккуратный пучок. Но, подумав, сняла ее и распустила волосы — хотя бы дома.

Прелесть растворимого кофе в том, что его можно заваривать, даже где-то проторчав пять минут после того, как чайник закипит, и вкус его от этого хуже не станет. В этом я в очередной раз убедилась, заливая чашку кипятком и усаживаясь с ней на уютный уголок, как раз напротив телевизора, который я успела включить параллельно с завариванием кофе.

По местному каналу шли новости: сюжет о флэшмобе в честь начала зимы как раз закончился, и ведущая заговорила о том, что наконец-то поймали заказчика громкого убийства сына какого-то политика. И, конечно же, он тут же нанял адвоката, причем лучшего в городе: Константина Викторовича Воронцова. Того у самого выхода из здания милиции облепили журналисты.

«Скажите, ваш клиент признает себя виновным?»

«Как вы будете строить линию защиты?»

«Правда ли, что ваш клиент виновен в еще трех убийствах?»

«Сколько вам заплатили, чтобы вы помогли отмазать от тюрьмы убийцу двадцатилетнего юноши? У вас ведь у самого есть сын не намного младше…» — от такого наглого вопроса я поперхнулась кофе, а вот мужчина с телеэкрана даже глазом не моргнул.

«Все вопросы после суда», — твердо заявил он, выныривая из толпы. На экране вместо изображения раздосадованных журналистов появилась фотография Константина Викторовича, рядом с которой буквы складывались в досье, которое я честно пропустила мимо ушей — и так понятно, что там напишут. Вместо этого, я думала над тем, насколько непохожи отец и сын: у Воронцова-старшего волосы каштановые, а у младшего — светлые, у отца черты лица грубые, суровые, но рост небольшой, и телосложение скорее типичного офисного работника, а вот сын красавец еще тот, высокий, спортивный и подтянутый. Одна только деталь напоминает о прямом родстве: невозможно серые глаза, в глубине которых закралась ярость. Интересно, почему адвокат на этой фотографии такой?

Невольно вспомнился случай, когда я видела этого человека вживую: лишь раз настолько вблизи, чтобы можно было заглянуть в глаза. Это было три года назад, когда отец зачем-то заговорил с Воронцовым после собрания родителей нашей параллели — я тогда не слушала их разговор, прочно отключившись от мира при помощи наушников. Зато хорошо рассмотрела глаза адвоката: холодные серые, почти стальные, с яростью и раздражением где-то в самой глубине. Хотя, несмотря на это, держался он сдержанно, а в конце даже пожал папе руку и улыбнулся мне, хоть улыбка и получилась холодной. Совпадение или нет, но отец уехал ровно через месяц после этого разговора.

И вот сейчас на меня смотрели те же глаза, вот только видела я перед собой не отца, а сына.

Странно, но за один день Дима успел прочно засесть у меня в голове, да так, что все мысли невольно приводили к нему, такому разному за всего-то два часа, которые мы провели «вместе», такому удивительному и… манящему. Словно особо сложная головоломка.

А ведь так оно и есть: нет загадки сложнее, чем Человек. Может, это и странно, но если относиться к людям так, жить становится веселее и, одновременно с этим, легче. Анализируя те или иные поступки людей, начинаешь видеть их истинную причину, понимать, что из себя этот человек представляет, что от него можно ожидать, как ему отвечать, чем защищаться и чем нападать. Так, только благодаря привычке наблюдать за малейшими действиями и изменениями человека, я научилась держаться на плаву в окружающем обществе: в словесных, как и прочих, перепалках я откровенно слаба, но могу уйти от разговора, перевести его в другое русло или намекнуть на что-нибудь такое, что желание меня доставать отпадает сразу. Поэтому (ну и по причине того, что контрольные работы еще не отменили) мало кто открыто говорит мне гадости, и, хоть иногда и насмехаются, быстро это заканчивают. Так жить привычно и легко, только вот…

…только вот не все — открытая книга. К таким исключениям совершенно точно относится Дмитрий Воронцов. И дело во впечатлении не за один день, а за те десять с половиной лет, что мы проучились в параллельных классах. Непредсказуемый, непослушный, но легкий в общении, жизнерадостный и неординарный, Дима всегда меня восхищал. Ведь про него и правда часто говорят: учителя, Катя, другие одноклассники. А я невольно запоминаю и составляю для себя его портрет, который разбивается вдребезги после очередного рассказа. Человек-загадка — вот кто он. Это только сегодня он ведет себя более-менее понятно и, может, для других даже предсказуемо, но все равно удивляет. Подумать только, за каких-то два часа, из которых мы говорили от силы пятнадцать минут, он успел удивить меня не один раз. Да еще и эта его резкая перемена настроения… уж не связано ли это с новым делом его отца?

Пока я предавалась размышлениям, новости сменились погодой: синоптики обещали обильные снегопады и температуру до -10, — а кофе как-то незаметно закончился. Пришлось подниматься, снова ставить чайник и искать еще один стикер — в этот раз с самым крепким кофе, что есть в доме. При резком движении тело отозвалось болью, причем везде, начиная от головы и заканчивая, как ни странно, ягодицами.

А ты что хотела, Рита, посетив физ-ру впервые за последние полтора месяца?

Ровно в семь тридцать прихожую огласил привычный вопрос:

— Рита, ты дома? — это пришла с работы мама, привыкшая, как и я, говорить совершенно ненужные фразы. Вот такая вот у нас с ней привычка, от которой так просто не избавишься.

— А куда я денусь, мам, — все по той же привычке ответила я, выползая из кухни. Состояние тела дошло до отметки «не согнуться, не разогнуться» (а всему виной чертова разминка с элементами растяжки), а настроения — до «найдите мне веревку и мыло».

— Ты чего уроки не учишь? — отряхивая пальто от снега, строго спросила мама, даже не глядя на меня. Это тоже что-то вроде традиции, только она мне совсем не нравится.