Шрифт:
— Ты до завтра тут ничего не найдешь, — этот горе-филолог едва сдерживал смех. — Давай я тебе позвоню, что ли, по звуку уже найдешь.
— Или пойму, что где-то телефон потеряла, — раздраженно ответила я, но все же продиктовала свой номер. Несколько секунд соединения, и вот уже в недрах сумки раздается приглушенный голос Эминема.
— Ого, ты такое слушаешь, — пока я продолжала поиски, решил прокомментировать мои музыкальные вкусы Воронцов. — Может, и по клубам ходишь, или…
— Не хожу, — оборвала полет его фантазии я, все-таки достав неприметный черный чехольчик и выудив оттуда разрывающуюся трубку. Резко нажала на сброс, чтобы телефон тут же заиграл снова — в этот раз звонила мама.
— Да, мам, — только почему-то я не услышала ни привычного «Рит, ты уже дома?», ни даже просто маминого голоса. Вместо этого заговорила какая-то женщина:
«Маргарита Беликова, дочь Елены Игоревны Беликовой? — и, дождавшись тихого «Да», женщина продолжила. — Вы только не волнуйтесь… ваша мама попала в аварию и сейчас находится в Больнице имени Юдина…»
Что женщина говорила дальше, я попросту не слышала. Тут же рванула в сторону больницы, находящейся всего-то в десяти минутах от школы, не замечая ни едва резко вырулившей из двора машины, в последний момент успевшей нажать на тормоза, ни удивленных взглядов прохожих, ни побежавшего за мной и явно обеспокоенного Димы.
В голове вертелись только два слова: «мама» и «авария».
Глава 5. Почему маме страшно?
Мама спала совершенно безмятежным сном. Будто бы ничего не произошло, и она просто прилегла отдохнуть после тяжелого рабочего дня. Только вот бинты, пластыри и капельница не давали забыть о том, что всего час назад она едва не умерла.
Врачи сказали — не справилась с управлением и едва избежала встречи с грузовиком. Милиция как раз разбирается в том, что произошло, но, судя по предварительному заключению, это произошло из-за снегопада и льда на некоторых участках дороги.
Вообще-то, у мамы не было машины, но она часто брала рабочую, особенно когда выезжала к клиентам на дом. Вот и сегодня был как раз такой случай. Хотя, я готова поклясться, еще позавчера мама говорила, что ближайшую неделю ей не придется выезжать из офиса: почти все ее клиенты разъехались кто куда, и можно будет посвятить себя заполнению отчетов и прочих рабочих бумаг. Да и, к тому же, такого осторожного водителя, как моя мама, трудно найти: она прекрасно знает, что ремонт транспорта в случае чего придется проводить за свой счет, и старается этого самого «случая» избегать. Вернее, старалась.
Наверно, произойди подобное не с близким мне человеком, я бы заметила эти странности. Но кое-что не укрылось даже от моего затуманенного ума: когда я повернула в нужное крыло, едва не столкнулась с Константином Воронцовым, который тоже спешил, но из больницы.
— Аккуратней, — проговорил он, придерживая меня и тут же обходя, чтобы через секунду скрыться за поворотом. А я, пробежав еще с десяток метров, влетела в мамину палату — и тут же чьи-то сильные руки ухватили меня, а палец лег на губы.
— Тише, она спит, — голос принадлежал молодому мужчине, который, удостоверившись, что я не стану продолжать свой путь, отпустил меня и развернул к себе. И — странное дело — мне на секунду показалось, что передо мной Дима Воронцов, только повзрослевший. Такие же светлые волосы, схожие черты лица, только глаза не серые, а голубые.
Я чуть тряхнула головой, и наваждение прошло: этот врач просто был чем-то похож на Воронцова, а почему, меня особо не заботило. Волновало лишь одно: что с мамой?
— Маргарита Беликова, я полагаю. Давайте поговорим в коридоре, — и, не дожидаясь согласия, взял меня за предплечье и буквально вытолкнул в коридор, впрочем, аккуратно закрыв за собой двери. — Для начала, я бы попросил вас не бегать по клинике без бахил и халата, да и с ними тоже только ходить. Помочь своей маме вы ничем не сможете, а вот навредить ей и другим пациентам — легко. Вы ведь уже едва не столкнулись с человеком, и хорошо, что он был посетителем, а не пациентом. Но, впрочем, воспитывать вас нужно не мне, а вашей маме, благо она скоро встанет на ноги и напомнит вам, как необходимо себя вести. Не думаю, что вам нужны медицинские подробности, поэтому скажу только, что Елена Игоревна отделалась лишь легким сотрясением, закрытым переломом предплечья, растяжением и ушибами. Если осложнений не будет, через две недели ее можно будет выписать. Сейчас она спит — ей вкололи снотворное, и вы можете посидеть с ней, но только до семи — тогда закончится время для посещений. Только постарайтесь не шуметь и возьмите у дежурного халат с бахилами. И, пожалуйста, ни в коем случае не заставляйте вашу маму волноваться.
Три часа пролетели слишком быстро, и вот уже медсестра настойчиво просит покинуть палату, обещая присмотреть за мамой и обязательно позвонить, когда она проснется. В обмен на обещание отдохнуть и приехать только выспавшейся и бодрой, иначе мама будет беспокоиться, а больным нервничать нельзя.
Противиться я не стала и покинула здание больницы, когда часы показывали 19:15. Свет в палате мамы погас еще до того, как я вышла на улицу, а вот фонарь горел во всю, и свет его почти слепил, отражаясь от белоснежного снега. А как слепят фары несущегося на тебя грузовика? Это ведь страшно — понимать, что через секунду ты можешь умереть? Страшно — не иметь возможности что-то изменить, сделать что-то, что не успел?