Тогда, на нашей с Костей свадьбе, он, и правда, просто сорвался, но потом… Ни одно его слово не было ложью, поверь. Мы с ним часто виделись, писали друг другу, и постоянно он писал о тебе, о том, как счастлив, что вы вместе. Ты ему очень дорога, гораздо сильнее, чем в свое время была я.

Знаешь, мне очень трудно написать все то, что хочется тебе сказать. А еще прости за такой корявый почерк: у меня дрожит рука. Не знаю, почему… Хотя, кого я обманываю?

Все плохо, все просто ужасно. Недавно я познакомилась с человеком по имени Степан. Степан Новиков, он то ли бизнесмен, то ли политик. Мы столкнулись на каком-то торжестве, куда пригласили Костю, а потом он попросту не давал мне проходу, навязчиво ухаживал, говорил, что влюблен и не может без меня. А недавно начал угрожать: пообещал, что потопит мужа, засадит Виктора Ивановича, и Диму…

Лена, мне страшно. Мне очень страшно. Я боюсь за Димочку, за Костю, за Виктора Ивановича, за Алешу, он ведь на него работает, за себя — очень боюсь, правда. Я не хочу никого и ничего терять! Я хочу жить спокойной жизнью, хочу, чтобы все было, как раньше. Чтобы мы дружили, чтобы наши дети тоже сдружились, даже полюбили друг друга в будущем… было бы здорово, правда, все-таки породниться? Я бы хотела увидеть внуков, и чтобы они были такими же хорошими, как твоя дочка, мой растет таким непослушным.

Но, теперь я понимаю, что это невозможно. Я заклинаю тебя: держись подальше от семьи Воронцовых и дочку свою удерживай, во что бы то не стало. Ты не знаешь, да и я раньше не знала, что Виктор Иванович — преступник, и не просто преступник, а довольно уважаемый и значимый. И, знаешь, они с Димой слишком похожи. Я боюсь, что мой мальчик тоже может… Но, в любом случае, это болото затянет любого, кто посмеет приблизиться. Как затянуло меня, как затянет тех, кто будет с Кириллом, с Димой.

Прошу, прости меня за все. Ты моя единственная подруга, самая дорогая и близкая. Я люблю тебя, Лена, очень люблю.

Молю о встрече, но понимаю, что она невозможна. Уверена, что у вас с Алешей все будет в порядке, а Рита станет настоящей красавицей.

Маша В.»

А под ним запечатанный конверт — ответ. Который так и не дошел.

Теперь мне стало ясно многое: и та мамина реакция на Степана Новикова, и враждебность к Диме, и те слезы… Ведь в тот вечер мама заснула именно с этим письмом в руках, именно над ним она плакала.

Я тоже едва не заплакала, и то, наверняка, благодаря все еще действующему успокоительному. С заторможенностью сложила все на место, поставила обратно шкатулку, и снова наткнулась на письмо папе. Оно было гораздо новее, чем мамины, и почерк едва уловимо изменился…

«Рита станет настоящей красавицей» и «Красавицей, наверно, стала».

Неужели?..

Я оделась так быстро, как никогда раньше.

Улица Ленина, дом 25, квартира 18. Подъезд первый, этаж пятый. И мне было совершенно все равно, занят ли хозяин квартиры, мое ли это дело — я просто должна была узнать, во что бы то ни стало.

Кирилл был дома, в спортивных штанах, черной футболке и босиком. На часах застыло «19:27», а на улице пошел частый снег, грозящий перерасти в метель.

— Я не займу много времени, — на ходу выпалила я, совершенно бестактным образом протискиваясь в просторный коридор. Из квартиры раздавались голоса из телевизора, шкварчение чего-то, вероятно, в сковороде, а возле тумбочки стояла чья-то обувь, но я не обратила внимания. Протянула мужчине бережно сложенное письмо с самым решительным видом.

Кирилл прочел сначала бегло, потом дольше и вдумчивее, с каждым мигом все сильнее хмурясь и шепча что-то явно нелицеприятное.

— И? — он посмотрел на меня с таким неподдельным удивлением, что еще секунда, и я бы наверняка сдалась, решила, что просто напридумывала себе слишком много лишнего… но тут из кухни вышел Дима.

Его дядя попытался сунуть письмо в карман, но парень успел раньше. И вот уже он читал письмо, которое никогда не должен был увидеть.

— Рита, ты… — он не договорил, резко развернулся и ушел в комнату.

Я посмела нарушить тягостное молчание только тогда, когда за ним закрылась дверь:

— Мария… жива, верно?

Кирилл тяжело вздохнул и едва слышно произнес:

— Да, — но даже такой тихий ответ услышал Дима, вернувшийся так же неожиданно. А, может, и не услышал, но все прекрасно понял.

А мне только и осталось, что наблюдать, как уходит самый дорогой и любимый человек, и уходит из-за меня.

Глава 23. Не хочу знать

Дверь, тяжелую входную дверь, сквозняком колыхало из стороны в строну. Где-то там внизу громыхнула другая дверь, железная входная, и я словно отмерла. Резко дернулась в коридор — догнать, объяснить, даже оправдаться, пусть я и не знаю, за что, даже просто остановить, посмотреть в глаза — но тут же вернулась обратно, вернее, меня вернули.