Я выдернула руку и села за стол, всем своим видом давая понять, что не намерена продолжать разговор на эту тему. Шекспир только пожал плечами: мол, дело твое, сама решила, — и сел напротив.

— Ты, должно быть, знаешь, что Степан Павлович и Князь давно враждуют, — вдруг сказал он. — И, полагаю, тебе даже в общих чертах объяснили причины. Только, полагаю, они рассказали тебе далеко не все. Хочешь узнать, что стало последней каплей?

Я неуверенно кивнула.

— Степан Павлович познакомился с невесткой Князя. Про это тебе рассказывали?

— В общих чертах, — не стала скрывать я. Не хотелось еще раз слушать эту историю, пусть и с другой точки зрения — только не сегодня и не сейчас. — Мне рассказывали, что ее… убили. Наркоман.

— Да, такова официальная версия, — согласился Шекспир, — того парня, который, якобы, находился в невменяемом состоянии на момент убийства, посадили. Так вот, этот парень — старший сын Степана Павловича. И он, хоть и баловался наркотиками, совершенно точно не мог убить Марию Воронцову. Тогда близились выборы в гор. и обл.совет, и одному человеку очень не хотелось, чтобы мой начальник стал депутатом. Сейчас повторилась та же история, только уже не с Данилом, а с Женей. Его убили. Киллер, по заказу Олега Трубачева, сейчас как раз слушают его дело. И отец твоего любимого Димы его защищает не потому, что ему заплатили, а потому что в свое время Трубачев оказал Виктору Воронцову хорошую поддержку. И услугу, вот только никто, кроме них, не знает, что это за услуга. А ты, случайно, ничего об этом не знаешь?

— Не знаю! — воскликнула я, резко подрываясь — при этом едва не опрокинула чашку. — И не могу понять, зачем вы все это мне говорите! Думаете, что я проникнусь трагичностью истории да расскажу вам все, что знаю и чего не знаю?! Хотите выставить себя и этого вашего Степана Павловича жертвами, невинными овечками, на которых напали злые серые волки?! Только мне совершенно плевать, кто из вас лучше, а кто хуже! Вы все!...

Вместо получаса папе понадобилось двадцать минут.

— Рита, ты как? — тут же, совершенно не обращая внимания на Шекспира, обратился он ко мне.

— В порядке, — ответила я, стараясь сдержать вдруг накатившие слезы. — А мама?..

— С ней все будет в порядке, — уверенно сказал папа. — Иди в свою комнату, мы с Антоном сами разберемся.

— Я бы не стал на твоем месте командовать, — начал было Шекспир, но замолчал.

Не стоит говорить лишнее, когда на тебя наставляют пистолет.

— Рита, немедленно возьми у меня в кармане телефон и уходи в свою комнату.

Ослушаться я не посмела. Вот только успела заметить, что в руках Шекспира тоже появился пистолет.

Не знаю, сколько времени я сидела, сжавшись в комок, между кроватью и шкафом, закрывая уши ладонями — я боялась услышать даже малейший отзвук «разговора», происходящего за стеной — в другом, казалось бы, мире.

Часы замерли на цифре шесть еще позавчера. А, казалось бы, в прошлой жизни. Еще сегодня ночью я гуляла с Димой по городу, все было почти замечательно — а сейчас… что было сейчас, я старалась не думать. Равно до тех пор, как сквозь ладони не пробился звук, с которым я раньше была знакома только по боевикам.

***

— Рит, хватит витать в облаках, — Катя, обеспокоенная, но в целом светящаяся от радости Катя, пару раз щелкнула у меня перед глазами пальцами.

— А?.. — отмерла, наконец, я, чем заслужила осуждающе-взволнованный вздох. — Прости, я задумалась…

— Я заметила, — хмыкнула подруга. — Если это из-за… — она вдруг осеклась. Сегодня был последний учебный день — второй день, когда я вышла после болезни. И второй день, когда в параллельном классе не было самого легкомысленного и проблемного ученика.

— Кать, все, правда, в порядке, — я устало посмотрела на девушку, улыбнулась. Получилось почти убедительно. — Просто у меня в семье проблемы, да еще и я до сих пор не купила подарки…

— Так пойдем сегодня, купим что-нибудь! — воодушевилась Щербатова. — Все равно нас в двенадцать уже отпустят, успеем и по магазинам прошвырнуться, и погулять. Зайдем ко мне тогда, хорошо? Поможешь мне выбрать, что надеть третьего.

— Третьего? А, точно…

— Рита, только не говори, что забыла или не собираешься идти! Это же наш последний новый год в качестве учеников, его сам бог велел отметить в компании таких же одиннадцатиклассников. Тем более что Виктория Владимировна дала добро на проведение праздника в школе — редкость, сама понимаешь.

Это, и правда, было редкостью. Обычно наша директриса к подобным затеям относилась с долей скептицизма, а в этот раз одобрила, даже пообещала некоторые вольности за хорошее поведение.

Ведь нашу параллель она любила больше всего. Знала всех с пятого класса — а то и раньше, когда еще только присматривалась к классам, у которых планировала вести математику, — у нее на глазах мы росли, у нее на глазах дружили, влюблялись и ссорились. И за каждого она переживала, как за родного. Будь хоть разгильдяй, хоть примерный ученик — она каждого в равной степени любила и оберегала.