Не глядя на посетительницу, писклявым голосом орал в телефонную трубку:

– Да-да! Конечно понимаю, не дурак. Что от нас зависело, мы сделали. Налоги все заплатят!

Баба Доця робко положила повестку на стол и промямлила:

– Мы не отказываемся от налога, нет. Только сейчас денег у нас нет. Ждем чтоб хозяева рассчитались.

– Сколько можно ждать?
– заорал председатель в трубку.
– Вам легко сверху вниз смотреть, а нам. Посидели бы вы на моем месте. Живых людей не видите!

Председатель сердито бросил трубку на телефонный аппарат и посмотрел на посетительницу:

– Слыхала?

– Слыхала я, слыхала, сынку, - раболепно поклонилась бабка, - Только не поняла, кто работает на кладбище и живых людей не видит.

– Какое кладбище? Кто это вам сказал? Вы хотите запутать меня или как? Меня и без вас замучили дела. Что вы от меня хотите? Чем я вам не угодил?

– Хотела я налог заплатить за деда...

– Какого еще деда?

– Моего деда, который овец пасет.

– Каких овец? Чьих?

– Хозяйских, каких же еще...

– Так это вы пасете?
– опомнился председатель и крикнул в неплотно прикрытую дверь:- Петр Петрович, бегом сюда! Ты никак не мог узнать, кто овец пасет и налог с него содрать. Иди, сами явились!

Открылась дверь, и ее проем полностью заполнила фигура секретаря. Председатель пожурил:

– Если будешь так налоги взимать, без штанов останешься. Вот возьми с нее по полной программе. Чтоб и другим неповадно было.

Секретарь повернулся, чтобы уйти и баба Доца шагнула за ним.

– А вы постойте, не спешите, - остановил председатель.
– С вами мы еще не разобарались. Я вызвал вас не за налогом.

– А зачем?

– За тем, чтоб объяснили, как это мы обуты американскими долларами.

Баба Доца все поняла. В ее ушах зазвенел хриплый голос вчерашней женщины.

– Так говорили вы про доллары или нет?

– Г-говорила, сынок...- сникла баба Доца.
– Убей меня Бог, говорила. Черт рогатый попутал. Ей-богу, больше не буду. Я этих долларов и во сне не видела.

– Но вы же знали, что об этом говорить нельзя?

– Знала, дитя мое... Но думала, грешным делом, что живем в правовом государстве, где можно говорить все.

– Да, можно, - оборвал председатель - Говорить можно все, кроме того, что нельзя говорить. Понятно?

– Поняла я, поняла... Но слыхала, что есть закон свободы слова.

– Верно. Для вас есть закон свободы говорить, а для меня есть закон не разрешать вам говорить глупости.
– старательно пояснил председатель.
– В общем так, бабушка, идите уплатите налог и можете быть свободны.

Баба Доця высыпала свои деньги секретарю и с чувством душевного опустошения покинула сельский совет.

– 26-

Под вечер, когда прожорливое семейство облепило обеденный стол, баба Доа рассказала, что случилось в сельском совете:

– Последние леньги высыпала, чтоб рассчитаться с проклятым налогом. Как теперь жить? Злеба купить не на что.

– Ничего, мать, - успокоил Василий, - Соберем у людей плату за пастьбу, выживем как-то.

– У кого сейчас деньги есть?
– печально протянул дед Дечо.

– Если нет денег, молоко можно взять, - догадалась баба Доца.
– Подоим отару на неделю раньше, какая разница?

Идея бабы Доцы понравилась всему семейству. Но возникла проблема: где запереть отару? Некогда для этого на окраине села был построен специальный загон, но теперь от него осталась одна светлая память.

Василий расторопно продолжил:

– Овец и дома можно подоить. Запрем в огороде, а доить будем во дворе.

– Мы же картошку в огороде посадили!
– напомнила баба Доца.
– Затопчут, загадят... Без картошки вообще не выживем.

– Ничего той картошке не станется, - настоял на совеем Василий.
– Навоз получит - лучше расти будет. Так, дедуля?

– Возможно...если нет другого выбора, - неопределенно ответил дед.

И предложение Василия устроить доение овец во дворе, было одобрено на семейном совете.

... В субботу, сразу же после обеда деде пригнал овец из пастбища и запер их в огроде, где только - только начинала всходить картошка. Баба Доца и Керана пошли приглашать соседок в качестве доярок.

Василий с дедом вынесли из погреба пустую винную бочку с одним дном, помыли и поставили во дворе, чтобы сливать надоенное молоко.