А я чувствую себя… мерзко, несмотря на "цель и средства", на выбор "за него для его пользы". Нахуй! Все правильно. От мягкого подталкивания Джастин будет постоянно рикошетить в мою сторону. Поэтому, столкнуть в подставленные руки Гектора. Ничего, что сам я четвертованный, ничего. Переживу, справлюсь.

Мендоза уже воркует с предметом своего обожания, Джастин нехотя, но отвечает. Подхожу. Целую. Прощаюсь.

Акт третий. Я в Питтсбурге.

Джастин звонил каждый день, и с каждым днем я на самую малость отстранялся. Молчал, когда он говорил «люблю», торопился закончить разговор, язвил, злился. Не переходил черту - приближался к ней и двигал его. Он не понимал: волновался, истерил, просил. В пятницу утром звонком предупредил, что смогу прилететь только на день воскресенья. Джастин промолчал. Он всегда был умным… Оставалось сыграть финал.

Акт четвертый. Я и Джастин в его нью-йоркской квартире.

Я прилетел только к полудню воскресенья. Когда вошел в студию, Джастин рисовал: размашисто, сильно, красиво, блядь, до одури сексуально. Иисус, Магомед, Будда, Кришна, Яхве, неважно, кто из вас, дайте мне силы не сорваться.

Развернувшись, Солнышко бросился ко мне на шею, потянулся к губам.

– Брайан, черт, как же я соскучился. Ты меня напугал этими разговорами. Решил проблемы?

Я отстранился. Я! Отстранился! От Джастина! Которого не видел неделю! Отхожу к противоположной стене.

– Джастин… Надо поговорить…

– Блядь, Брайан, как чувствовал, что-то случилось. Что?

Раз-два-три-четыре-пять…

– Я пересмотрел некоторые моменты наших отношений и понял, что не хочу меняться. Не хочу серьезного, не хочу партнерства. Не готов.

Пока говорю, он опускается на пол, прямо на краску, обхватив голову, начинает медленно раскачиваться из стороны в сторону. Молчит. Продолжаю.

– Мы никогда не были моногамны и история со свадьбой, пойми правильно, это моя реакция на взрыв. Я не семейный человек, Джастин. С детства был одиночкой и хочу остаться им до самой смерти. Это – моя сущность. Блядь, да не молчи же ты.

Он не поднимает голову, говорит в колени.

– Я слушаю. Ты говоришь - я слушаю. И почему не удивлен? Всё?

– Нет. Самое главное, я понял, что не могу любить тебя так, как ты любишь меня. Банальность, но верная, чувствам не прикажешь.

Он поднимает голову. В глазах – пустота. Надо заканчивать. Еще пять минут и буду умолять его забыть всю сказанную чушь, валяться с просьбой простить. Нельзя. Он – сильный. Он – переживет. Все правильно. Правильно. Правильно. Правильно…

– Ты врал мне? И себе?

– Думал, что говорю правду.

– А сейчас? Думаешь или знаешь?

Хочу заорать «Вру»! Нельзя. Все правильно. Правильно. Правильно.

– Знаю.

– Но я же люблю тебя.

– Это самое ценное, что было в жизни. Но, Джастин, - я… я… я, понял, не люблю тебя. Прости.

Каждый звук – прикосновение горящим кончиком сигареты к нёбу. Он качает головой.

– Не верю. Я видел тебя, ты… нет, даже ты не можешь так притворяться.

Вскакивает, хватает меня за плечи, кричит.

– Это ради меня? Чтобы не мешать? Брайан, гребанный ублюдок, я знаю тебя лучше всех, не смей врать! Уходишь с дороги? Из-за Грубберов, Гектора? Да на хуй их всех…

Осторожно убираю руки, отхожу на шаг назад.

– Нет. Не ради тебя. Ради себя. Я эгоист, Джастин, всегда им был и буду. Да, я хотел тебя. Сейчас, прости, не хочу.

Все. Столкнул. Безжалостно. Внезапно. Больно. Страшно.

Мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь, не двигаясь. Он проводит руками по лицу, говорит громко, с размаху "загоняя иголки под ногти" и себе, и мне.

– Хорошо, Брайан. Ты сказал – я услышал. Зная тебя, понимаю, все серьезно. Не в правилах Кинни таким шутить. Так что попробую поверить. Уходи.

Я киваю.

– Не теряй себя.

– Ты тоже… Но, если привяжешь очередного девственника, не ври ему. Уходи.