Недавно наш Лукайя Поцхишвили получил похоронную на сына… Стыдно, конечно, петь, когда у соседа такое горе… Но я чокнутый, мне можно… Почему мне поется, говоришь? Поется, и все тут! А почему поет наше радио? Дела у нас, сам знаешь, не так уж веселы… А все же поем и будем петь! Песня, брат, помогает в беде! Так-то!..

Каждый день с утра до вечера к нам приходили соседи — проведать больного. Приходил врач — поил его какими-то лекарствами, делал уколы. И в конце недели наш больной наконец-то пришел в себя. Он открыл глаза, присел в постели и долго удивленно оглядывал меня, тетю, Хатию и Бежану.

— Где я? — спросил он.

Мы объяснили.

Больной попытался встать, но силы изменили ему. Он снова лег и закрыл глаза. Лицо его нахмурилось, и на скулах заходили желваки. Мы поняли, что больной впал в тяжелые воспоминания, и молча покинули комнату. Я и Хатия вышли со двора и, взявшись за руки, бесцельно зашагали по проселочной дороге.

— Знаешь, Сосойя, ему теперь ох как нужно козье молоко! Сразу встанет на ноги! — сказала Хатия.

— Привет! А где ты его возьмешь — козье молоко?

— Сходим к Мине. У нее есть коза.

Соседка Мина подметала двор. Двое полуголых детишек неотступно следовали за ней и хныкали:

— Ма-а-ам, дай варе-е-енья!

— Чтоб вам повылазило, обормоты!.. Ишь чего захотели!.. А палкой по одному месту не хотите?

— Не-е-е, варенья хотим!

Мы зашли во двор. Я присел у калитки, а Хатия направилась к Мине. Женщина, продолжая подметать двор, не заметила Хатию, а дети тотчас же окружили ее.

— Мам, мам, Хатия пришла!

Мина бросила веник, выпрямилась и заулыбалась.

— Здравствуй, моя девочка!

— Здравствуй, Мина!

— Как поживаешь, Хатия?

— Спасибо, Мина… У меня есть дело к тебе.

— Говори, детка!

— Нам с Сосойей нужно молоко!

— Молоко?

— Да. Козье молоко. Для больного.

— Хатия, девочка моя дорогая, откуда у меня молоко? Разве напасешься на этих извергов? У, черти ненасытные! — прикрикнула она на детишек. — Как мне быть?

— Ничего. Мина, ты не беспокойся, мы попросим у других, — ответила Хатия, — извини, пожалуйста! До свидания!

— Погоди, погоди, Хатия! — Мина бросилась под навес, выволокла оттуда за рога упиравшуюся и отчаянно блеявшую козу. — Вот, Хатия, посмотри сама, есть ли у нее в вымени хоть капля молока!.. Нет, ты потрогай, пожалуйста! — Она схватила руку Хатии и насилу заставила ее пощупать тощее вымя козы.

— Верно, верно, Мина… Разве я не понимаю? Я не подумала о детях… Извини меня…

— Хатия, детка моя, не обижайся! Знаешь ведь, я души не пожалею для тебя, но тут я бессильна!

— Знаю, Мина, извини!.. Ну, мы пошли! До свидания!.. Идем, Сосойя!

Мы обошли все село, но достать молока так и не сумели. Козу держали почти в каждом доме, но лишнего молока не нашлось ни у кого. Эдемика Горделадзе даже объяснил нам, что в военное время кровь и козье молоко ценятся одинаково… А Васаси Соселия на наших глазах накрошила мчади в горшочек с козьим молоком и, когда ее внучок во мгновение ока вылакал горшочек до дна, вздохнула и сказала:

— Видели? Вот так каждый день. Коза — все для мальчишки: мать, завтрак, обед и ужин… Другой пищи нет у меня для него… Скоро он, наверно, начнет блеять по-козлиному…

Так мы возвратились домой без молока.

…Назавтра к полудню Хатия пришла к нам, вызвала меня во двор и тихо сказала:

— Сосойя, я знаю, где достать козье молоко!

— Где?

— Бери посуду, и пошли!

Я вынес из кухни глиняный горшочек и последовал за Хатией. Мы пересекли чайную плантацию, миновали заросли орешника и вышли к огромному грушевому дереву, росшему над обрывом.

— Слышишь? — спросила Хатия.

Я прислушался. Снизу доносился глухой рокот.

— Ну и что? Шумит водопад…

— Прислушайся хорошо!

Я напряг слух и среди однообразного шума воды различил дребезжащее позвякивание колокольчика.

— Да, слышу…

— Козы со всего села к полудню собираются у водопада…

— Ты с ума сошла, Хатия!

— Немножко, всего полгоршка!

— Увидят нас!

— Твоему русскому нужно молоко, Сосойя!

…Целую неделю я и Хатия ровно в полдень появлялись у водопада. Начиналась погоня за козами. Козы с громким блеянием разбегались во все стороны, продирались сквозь колючки, скатывались по скалистому склону. Мы возвращались домой в разодранной одежде, с окровавленными руками и ногами и полным горшочком молока. Растроганная тетя благословляла добрых соседей. За эту неделю я наловчился так, что мог на ходу выдоить самую быструю из коз. Не знаю, до каких бы пор продолжалась наша молочная эпопея, если бы в один прекрасный вечер село не взбудоражил истошный крик Эдемики Горделадзе: