Молчаливый полет
вернуться

Тарловский Марк Ариевич
Шрифт:

4 февраля 1926

Море [172]

Хлопочет море у зеленых скал, Теснит, как грудь, упругую плотину, Как прядь волос, расчесывает тину И бьет слюной в береговой оскал. Как ни один мужчина не ласкал, Ласкает сушу — томную ундину, — Крутясь, откидывается на спину И пенит валом свадебный бокал. За то, что рушит алчущую тушу На мокрую от поцелуев сушу — В нем ищут девки из рыбачьих сёл, Покуда бьет по гравию копытом И ждет их недогадливый осел, Последних ласк своим сердцам разбитым.

172

Море. Автограф — 39.50.

3 марта 1926

Непоставленные вопросы Есенина [173]

Памяти его

«Что ты, кто ты, сердце человечье, И какая сила, не пойму, Причинила тяжкое увечье Голубому духу моему? Если грудь для пули уязвима, Если шея с петлею дружна, То стрела какого серафима, Чтобы сердце ранила, нужна?..»

173

Непоставленные вопросы Есенина. Автограф 1 — РГАЛИ. Ф.341 [Е.Ф. Никитина]. Оп.1. Ед. хр. 728. Л.3; датировка: «1926. Март». Автограф 2 — 39.55; вариант — ст.4: «сердцу» вм. «духу».

27 марта 1926

Через плечо [174]

По Арбату и по Остоженке Все мои знакомые жили. Были среди них хорошенькие И просто милые были. Гостеприимно распахнутые, Двери дышали приветом, Мы сходились, играли в шахматы И стихи читали при этом. Мы обхаживали и обманывали И за счастьем следили в оба… Разве жалуюсь я? — не рано ли. Разве сетую? — для чего бы. Юность наша, пенная, вспученная, Как река, затертая лесом, Ты текла, минуя излучины И мосты, что пели железом. Через мели лет перетаскивая Милых дней крылатые судна, Ты текла то бурно, то ласково, То, как вешний яр, безрассудно. Мы обхаживали и обманывали И за счастьем следили в оба… Если жалуюсь я? — не рано ли. Если сетую? — для чего бы.

174

Через плечо. Недра. 1928. № 14. Машинопись — 39.56.

31 марта 1926

Творчество [175]

Сначала обида и гневный зык И боль — бесконечно много, — Но рифма одна — «язык», «язык»! Спеши, язык, на подмогу! Но как же мне выразить языком Обиду, боль и надрыв мой? — — В шеренгу, слова — рядком, рядком — По правому флангу рифмой! — И строфы идут — звено к звену — Со звоном и трубным воем, Дрожите, враги, за свою вину, Дрожите, как перед боем! Тут каждое слово — что богатырь, А ритмы — что звон кольчуги, И движется рать — и я поводырь Поэт из дымной лачуги. И мчусь я на преданном скакуне, Прекрасный и гневный витязь, Покуда не крикну — сердце в огне! Солдаты, остановитесь! Победа за нами, и враг побит, И просит пощады критик — Он видел огонь от наших копыт И гнев, что из горла вытек. Довольно стихов — пока не охрип, Держите меня, держите — Слова мои музыка, а не скрип Обоза, что вязнет в жите!.. — Скрипуче-обозный, пусть ворог лих, Но пальцем его не трону: Язык оседлаю — и двину стих На подвиг и оборону!

175

Творчество. Машинопись с правкой — 39.57.

3 апреля 1926

Песенка о трестах [176]

«В СССР около 300 трестов. Среди них далеко не все отвечают своему назначению». «Укрупнение трестов — очередная задача промышленности РСФСР».

Из газет

От Невы до Красной Пресни Отрестирована «Русь». Триста трестов — хоть ты тресни, А «затрестчины» не трусь! К бестоварью шлют из треста Низкопробные сорта: В ССР они ни с места, Дверь на Запад заперта. Израсходованы средства, Касса настежь отперта, Ждем наследства — а торгпредства Рвут товары изо рта. От растрат и до арестов Наша красная черта — Триста трестов, триста трестов, А в кармане ни черта… Сэкономься ж, брат мой трестный, И мошною не тряси, Чтоб не стали ношей крестной Наши тресты на «Руси».

176

Песенка о трестах. Автограф — 39.58.

9 апреля 1926

Рысак [177]

Веет с моря запах йодистый, Круча парка высока, Мчусь я шибко, конь породистый, В орлей роли рысака… Из весеннего ли снега кто Сделал юношу конем? — Надо мчаться, думать некогда, Думать вечером начнем. По дороге, где тоску вчера Я с прохожими гасил, Мчусь я, ненавидя кучера, Мчусь я, не имея сил. Для чего я в парке лязгаю Синим счастием подков, Что я делаю с коляскою Мне враждебных седоков? Знаю — проклят, нет мне выбора, Ну так противу людей» — Слушай жадное гип-гип-ура В дружном ржаньи лошадей! Кучер, бей меня оглоблями, Душу дышлом разрази — Я упьюсь твоими воплями, Я сомну тебя в грязи! Бей, лягай его, мой круп лихой! Понесла-а, распрягла… Чалый бунт, ликуй над публикой Улюлюканьем с угла.

177

Рысак. Машинопись — 40.62.

18 мая 1926

Лето [178]

Сразу вспыхивая, гаснет сразу В темноте огонь изподкопытный — Пушкин бросил громовую фразу: «Мы ленивы и нелюбопытны…» Искры звякнули, одна-другая, И истаяли в подземной тяге, А во тьму уставилась, мигая, Голова вскочившего бродяги. Звон копыт пройдет и перестанет, Путник ляжет и тоску отгонит, Померещилось, а ни черта нет, В чистом вольном поле никого нет. Спи, ленивый, спи, нелюбопытный Соотечественник и приятель, — Пусть выносит приговор обидный Трижды обожаемый писатель. — Ведь бывает: люди, как тюлени, Тяжелеют летними ночами, Пребывают вечером в томленьи, Днем изнемогают под лучами… Минул полдень, поспевает жатва, Ни над чем не хочется трудиться, Время переваливает за два, Солнце парит и парит, как птица, Пилочками трудятся цикады, Дремлют лесопилы-лежебоки, И лежат собаки аки гады, Распростертые на солнцепеке.

178

Лето. Машинопись — 39.63. «Мы ленивы и нелюбопытны…» — из «Путешествия в Арзрум» А.С. Пушкина (гл.2).

19 мая 1926

Путь [179]

Путь и путь и путь без конца… О ночная жуть бубенца, Топот по путям от копыт, Волк-от по пятам, следопыт! Полевая пыль улеглась — Ямщикова быль, с козел слазь! Русь уже не та — поезда! Ни тебе кнута, ни хвоста. Поезда в пути на мази, Только знай гуди — тормози! Я на койке спал — не слыхал — Много тысяч шпал отмахал. Ночью за окном голоса — Путь охвачен сном полчаса, Где-то крик — «беги, с кипятком!», Да внизу шаги, с молотком… А потом опять — толкотня, — Можно снова спать до полдня. — Буфера вперед и назад, И в окно плывет палисад, — Водокачка, дом, огород Сонным чередом — и вперед! От версты наш путь до версты, Тошнота и муть от езды. Если волки нас не страшат, Злые сны сейчас сторожат: Может быть, за тьмой уж давно Бедный поезд мой ждет бревно, Или гладкий стык пилит вор, Или мрак настиг семафор… Мутный сон и дрожь и гудок — И стремится рожь на восток, И томится путь без конца За ночную жуть бубенца…

179

Путь. Новый мир. 1927. № 8. Машинопись — 39.66–67.