–  Он сам попросил справку?

–  Да. Наверное, не поверил, что у нас всего этого маловато, - пояснил Тимошенко.

В кабинет без стука вошёл начальник Генштаба генерал армии Жуков. Поздоровавшись с Мерецковым, он сказал наркому:

–  Семён Константинович, нам пора в Кремль!

Маршал Тимошенко посмотрел на часы.

–  Ты прав, Георгий Константинович.
– Он встал, взглянул на Мерецкова.
– Когда документ будет готов, принеси его мне. Я, должно быть, скоро вернусь.

Так сложились дела, что до вечера Мерецков не мог попасть к наркому. Семёна Константиновича задержал вождь, сам Кирилл Афанасьевич побывал в двух наркоматах, а перед самым обедом ему позвонил Анастас Микоян.

–  Где нарком Тимошенко?
– спросил он.

–  У товарища Сталина, он там вместе с Жуковым. Видно, что-то серьёзное. Он вам нужен?

–  Вопрос с горючим для нужд Красной Армии я решил, а на всё, что требуется военному флоту, надо «добро» товарища Сталина. Завтра с утра вместе с наркомом Военно- Морского флота Кузнецовым я иду в Кремль. Если Семёну Константиновичу нужно ещё что-либо получить для Красной Армии, пусть к десяти утра подъезжает к товарищу Сталину, я буду там. Хорошо?

–  Я передам наркому. Полагаю, что он приедет в Кремль.

Под вечер Мерецков зашёл к Тимошенко, но его всё ещё не было на месте. Справку о наличии в вооружённых силах боевой техники и оружия Мерецков отдал Жукову и попросил вручить её наркому.

–  Не волнуйся, Кирилл Афанасьевич, я передам Семёну Константиновичу, хотя сейчас ему не до справок, - заметил Георгий Константинович.
– Как бы не грянула война...

Мерецков наскоро перекусил в буфете. Его вызвал нарком.

–  У меня, Кирилл Афанасьевич, плохие вести, - глухо произнёс Тимошенко, и Мерецков понял, что дались ему эти слова нелегко.

–  Что-нибудь случилось?
– нетерпеливо спросил он.

–  Пока не случилось...
– Тимошенко не договорил.
– Я только что был у вождя. У него очень плохое настроение, и связано оно с действиями Гитлера. Короче, возможно, завтра начнётся война! Сталин сказал «возможно», но я понял его так, что она неизбежна. Поэтому принято решение срочно направить вас, - нарком перешёл на «вы», - в Ленинградский военный округ в качестве представителя Главного командования. Войска округа вы хорошо знаете и в случае чего сможете оказать штабу необходимую помощь. Главное - не поддаваться на провокации. Опыт у вас есть, и вы всё сделаете как надо.

–  А если вдруг немцы нападут на нас, начнут боевые действия, каковы мои полномочия?
– спросил Мерецков.

–  Прежде всего проявите выдержку, - предупредил нарком.
– Сумейте отличить реальное нападение от инцидента местного значения, не дайте ему перерасти в войну. Ну а в случае явного нападения фашистов сами знаете, что делать. Кстати, это не моя идея - послать вас в Ленинград - вы мне здесь больше нужны, - а Иосифа Виссарионовича, так что можете выходить прямо на него.

–  Я могу ехать немедленно?
– Мерецков встал.

–  Вот именно: немедленно! Если надо будет решать сложные вопросы, можете обращаться к Жданову. Товарищ Сталин на этот счёт дал «добро»...

«Продолжает действовать принятая установка - не поддаваться на провокации, - грустно подумал Кирилл Афанасьевич, уходя от наркома.
– Немецкие самолёты то и дело летают в нашем воздушном пространстве, ведут разведку, а мы боимся открывать по ним огонь. Нарком ВМФ адмирал Кузнецов дал на флоты депешу, чтобы сбивали нарушителей, и получил выговор лично от Сталина. Николаю Герасимовичу вождь вмиг подрезал крылья. А ведь Кузнецов прав!..»

Весь день до самого выезда в Ленинград Мерецков чувствовал какое-то внутреннее напряжение. Так бывало с ним только на фронтах, сначала в сражениях в Испании, потом в Финляндии, когда вёл в бой свою 7-ю армию. И теперь он испытывал такое же чувство, словно оно говорило ему: быть войне! Сопровождавший Мерецкова работник Генерального штаба генерал Вечный, которого Кирилл Афанасьевич знал давно, спросил:

–  Вас что-то угнетает, Кирилл Афанасьевич?

–  Война может вспыхнуть в любое время, - глухо отозвался Мерецков.
– Нарком предупредил, что, возможно, она начнётся завтра, и, пока есть время, надо помочь командованию округа подготовить армию на случай боевых действий. Я обнаружил в войсках серьёзные пробелы.

–  Недостатки есть везде, Кирилл Афанасьевич, - весело возразил генерал Вечный.
– Главное, что есть у советских людей, - это ненависть к фашизму, и они готовы даже пожертвовать собой, чтобы уничтожить его.

–  У меня другая точка зрения, - возразил Мерецков.
– Зачем собой жертвовать? Врага надо уничтожать, а самому живым остаться!..

Глубокой ночью Мерецков прилёг отдохнуть, но уснуть никак не мог. Вдруг разом нахлынули воспоминания, будто наяву он увидел лица тех, с кем громил финнов в этих горно-лесистых местах. Именно здесь, на Карельском перешейке, где его 7-я армия наголову разбила финские войска, он стал Героем Советского Союза. Отчётливо отложилось в памяти и то, как Сталин, поздравляя его с успехом, сказал: