Он на мгновение смутился, нахмурился, отвёл от меня свой светлый взгляд и залпом осушил стакан.

— Да не сместятся Полюса навеки! — строго повторил я. — Да не переменятся они, тем более!

— Хорошо, хорошо! — досадливо поморщился ОН, наливая себе ещё. — Менять ход глобальных событий, — это в некоторых кругах дурной тон. Пойду тебе навстречу… Только ради тебя и на срок до твоей смерти. Не хочу терять доброго собеседника.

Бог выдохнул воздух, залпом осушил стакан, крякнул, захрустел огурцом, который к этому времени почти превратился в лёд. Я последовал его примеру, но отпил только один глоток. И правильно сделал… Всё внутри меня взорвалось, как будто я проглотил бомбу с напалмом, глаза вылезли из орбит, слёзы хлынули из них, превращаясь на лету в ледышки.

— Что это было!? — прохрипел я, жадно отпивая из кувшина, замерзающий на глазах, густой томатный сок.

— Чистый спирт! — злобно произнёс ОН. — Первопроходцы мы или нет!? Полярники мы, или не полярники!? Покорители льдов мы или какие-то голопузые шальные папуасы!? Как известно, стремление к опасности и их преодолению лежит в основе всех великих страстей! Сейчас пойдём охотиться на медведя! С копьями, луками и топорами! Никаких ружей, никаких автоматов, никаких пулемётов и огнемётов! Только рогатины! Наша сила в отваге и презрении к смерти! К чёрту Красную Книгу! Вызываю лаек и проституток!

— А при чём тут проститутки!? — искренне удивился я, трясясь на ледяном ветру и не попадая зуб на зуб.

— После смертельной и кровавой битвы, которая, по сути своей, сродни оргазму, настоящий мужчина должен обязательно испытать его повторно! — заорал БОГ, залпом выпил ещё один стакан со спиртом и бросился в бой.

Я застонал. Ну что же. Каждый получает то, о чём вопрошал…

Я задумчиво стоял перед стеллажами с книгами в библиотеке замка БАРОНА. Книг было много. Они покоились на полках аккуратными и стройными рядами. Запах пыли почти не ощущался, следовательно, за состоянием библиотеки кто-то тщательно и ежедневно следил.

Ах, БАРОН, БАРОН!? Где же ты, чем занимаешься, как сложилась твоя судьба за эти последние полтора месяца после того, как я покинул Второй Остров? Жив ли ты вообще? Как бы я хотел сейчас увидеть тебя рядом с собою, внимательно посмотреть тебе в глаза, задать пару-тройку вопросов. Кто ты такой, БАРОН? Кто есть я? Случайно ли ты оказался на моём пути? Что нас связывает в этом мире, а скорее всего разъединяет?

— Сир, я нашла книгу какого-то Франка! — раздался возбуждённый голос ГРАФИНИ откуда-то из под потолка. — Боже, как он точно, ёмко, умно и проникновенно пишет! Кто он такой?

— Как его зовут? Ну, каковы его инициалы? — раздражённо и невесело отозвался я. — Их столько было, этих Франков…

— Франк С. Л., Сир!

— Кажется, — это какой-то религиозный русский философ. Ну и что же он такого умного и проникновенного написал?

— Сир, а что такое — «русский философ»? Кто это такой? — спросил ПОЭТ из другого конца зала.

— Это обычный философ, но не совсем в своём уме. Примерно так, — усмехнувшись, ответил я. — ГРАФИНЯ, и, всё-таки, что же вас заинтересовало в творчестве этого Франка С. Л.?!

— Он пишет о некоем Гёте. А кто такой Гёте, Сир?!

— Великий немецкий поэт, философ, учёный. А он здесь причём? — недоумённо спросил я.

— Сир, а что такое «немецкий поэт»? Кто это такой!? Что он написал!? — снова раздался вопрошающий голос ПОЭТА.

— Немецкий поэт — это почти то же, что и русский поэт, но излагает свои мысли он намного тяжелее, суше, заумнее и нуднее, понятно?! — крикнул я, начиная нервничать. — Если вы прочтёте главный труд Гёте «Фауста» внимательно, вдумчиво и до конца, делая соответствующие пометки на краях страниц, то можете смело считать себя очень терпеливым и вдумчивым человеком, а так же истинным интеллектуалом и героем. А вообще, Гёте был очень противоречивой натурой. В разные периоды своей долгой жизни он был то глубоким романтиком и меланхоликом, то бунтарём и скептиком, то гулякой, бабником, выдумщиком, придворным устроителем балов, маскарадов и пикников. Одно время он занимал пост государственного министра, долгие годы провёл, изучая различные науки. Потом, наконец, утихомирился, оставил в прошлом эмоциональность и бунтарство, его идеалом стали сдержанность, самоконтроль, уравновешенность и гармония. Я думаю, что этот удел рано или поздно уготован многим из нас.

Я подошёл к ГРАФИНЕ, которая бесстрашно сидела на самом верху библиотечной лестницы, беззаботно болтая над зияющей внизу пустотой своей прелестной, маленькой и босой ножкой.

— Можно, я поцелую ваши соблазнительные пальчики на ногах, моя прелесть? И пяточку? А потом всё остальное?

— Нет, нельзя! — строго ответила ГРАФИНЯ.

— Почему же?

— Не то место, Сир! И не то время, и не то настроение!

— Ладно… Ну, так что же вы там вычитали, сударыня? — попытался я заглянуть ей под платье.