Шрифт:
– Как вы можете, - прошептала Глория, когда Патриция, затихнув, уронила голову на грудь и словно бы оцепенела.
– Как вы можете отдавать её проклятому королю? Почему не хотите помочь ей вернуться?! Она же умирает! Там, в себе, одна! Она раньше не была такой! Мама, ну разве ты её забыла?
– Глория, прекрати кричать, - холодно ответила леди Нильянто, вертя в руках сломанный Патрицией веер.
– У каждого своя дорога. Ты станешь целителем, твоя сестра королевой. И не о чем тут спорить.
– Но...
– Нет, ничего тут уже не поправишь, - вздохнув, леди Нильянто отодвинула занавеску и вышвырнула сломанный веер в окно.
Поздним вечером, когда в доме уже все спали, Глория проскользнула в комнату сестры. Свет половинки луны проникал в спальню через распахнутое окно, а ветер чуть шевелил занавеси. С улицы доносились голоса ночных гуляк. Когда вставала луна, в богатом районе столицы молодые люди из знатных семей отправлялись искать приключения на свои клинки. Лорд Нильянто за глаза называл их "бродячими лисами" и любил предаваться воспоминаниям о временах своей юности, когда он и сам мог до рассвета бродить по столице в компании верных друзей.
Прислушиваясь к чужому смеху, Глория замерла у постели сестры. Патриция лежала на спине, вытянув руки поверх одеяла, и смотрела в потолок. Её глаза блестели, волосы были разметаны по подушкам. Во всех этих перинах Патриция походила на куклу, безжизненную фарфоровую куклу, которую на пятилетие Глории подарил отец.
Неужели Патриция отвернулась от жизни, когда та оказалась слишком жестока? Но ведь старшая дочь дома Нильянто никогда не была слабой. Она умела бороться и побеждать, а поражения сносила с гордо поднятой головой. Патриция слыла умелым воином, на турнирах крепко держалась в седле и пару раза даже выигрывала малые бои на королевских праздниках. Она никогда не позволяла себе валяться в кровати без дела. Со сверкающим мечом, в черных доспехах, она неслась навстречу жизни. Что же, что произошло там, на окраине? Почему Патриция не желала возвращаться?
– Рици, - Глория полезла на кровать.
– Рииици...
Патриция вскинула руку, и девочка, забравшись сестре под бок, притихла. Они лежали рядом довольно долго - вдалеке, у дворца, часы пробили полночь.
– Я скоро уеду, Лори, - ледяные пальцы коснулись щеки Глории.
– Не знаю, когда вернусь.
– Куда ты собралась?
– шепотом спросила девочка.
– За королем. Далеко...
– Но ты вернешься?
– Не знаю.
– Возвращайся. Я буду ждать.
Они снова помолчали.
– Тебе плохо?
– Глория потянулась и обняла сестру. Патриция уткнулась в её плечо.
– Пусто, - хрипло прошептала она.
– Внутри пусто, как будто нет меня больше.
– Разве пусто?
– Глория отстранилась и положила ладошку сестре на грудь.
– Как же пусто? Чувствуешь? Стучит... Пока оно бьется, и ты живя.
– Милая моя, - Патриция улыбнулась и, сев в кровати, обняла сестру.
– Всё-то ты знаешь...
– Ты только возвращайся, хорошо? - Глория вздохнула.
– Я с ними одна не справлюсь.
– Вернусь, - Патриция поцеловала сестру в макушку.
– Ради тебя вернусь, Лори.
Лев
Коинт распустил Совет далеко за полночь. В зале заседаний вместе с королем остался только Гай Рицоли - советник, ведающий делами провинций. Полноватый, лысый старик с аккуратно стриженной, седой бородкой, сложив руки на животе, задумчиво смотрел на разложенные перед ним записи. Коинт, восседавший на троне во главе длинного черного стола, подперев кулаком щеку, исподлобья наблюдал за советником.
– Что я могу сказать, сир?
– Гай театрально развел руками.
– На всё воля богов. Я восхищен вашим порывом, вашей смелостью, стремлением величественным и благостным для всего государства, но...
– Но..., - эхом отозвался Коинт
– Любой подвиг сопряжен с риском. Оправдан ли он в нашем случае?
Коинт, ничего не ответив, поднялся на ноги. Откинув короткий плащ, он прошел к огромному окну, тянувшемуся вдоль всей восточной стены зала. Занавеси были подняты и скручены у карнизов, и перед заседателями открывалась прекраснейшая панорама ночного города. На центральных улицах до рассвета горели фонари. Кое-где в окнах теплились огоньки свечей, издали походившие на маленькие пушистые звезды. Коинт сощурился, и огни превратились в тонкие, размытые штрихи света. Фонари, свечи, сияющие шарики в бассейнах фонтанов, гирлянды из ночных цветов, обрамляющие карнизы жилых домов и огромные, светлые, как предрассветное небо, купола храмов двенадцати богов - в величественном Диеннаре не было места мраку. Даже ночью в его чане плавились судьбы тысяч и тысяч людей. И Коинт стоял над ними.
– Много лет назад отец беседовал со мной о западных землях, - медленно, растягивая слова, заговорил он.
– Во времена двух столиц то был богатый край - до моря Адриана тянулись зеленые пастбища и плодородные поля. Овцы приносили столько шерсти и кожи, что в риеннарских одеждах разгуливал весь север. Огромные арбузы, сочные красные яблоки, желтые медовые груши, чудесный виноград... Но что сделало Риеннар воистину богатым, так это выход к морю Адриана. Ворота на юг... Взгляните на карту, Гай.