познакомил

его

с

пожилым,

очень

представительного вида мужчиной, назвавшимся

петербургским приятелем Пастухова. Он то и

предложил дать заметку о Марвине:

40

– Неудобно получается, что ваша газета

молчит о приезде такой выдающейся личности,

как Марвин. Николай Иванович это не одобрит...

– Заметка у него уже была готова?
– спросил

Алексей.

– Нет. Он её при мне сочинил.

Перебрав кипу бумаг на столе, Иванов

нашёл ресторанный счёт. На его обороте мелким

каллиграфическим

почерком

без

единого

исправления была написана заметка «По мнению

знаменитости».

– Как он выглядит, помнишь?

– Помню. Правда смутно. Лет шестидесяти.

Высокий. Толстый - пудов семь весит, не меньше.

Волосы, кажется, русые... На мизинце перстень с

большим чёрным камнем... Зовут не то Алексеем

Андреевичем, не то Андреем Алексеевичем...

– Федя, этот человек, скорее всего,

причастен к очень тёмной истории. Если где его

встретишь или что новое узнаешь - дай знать. А

заметочку эту, я с твоего позволения, заберу.

В крохотной редакции «Новостей дня» на

углу Тверской и Газетного переулка не оказалось

никого

кроме

кассира

Елены

Евсеевны,

симпатичной барышни лет двадцати с небольшим.

– За гонораром, наверное? - спросила она.

Алексею действительно причиталось с газеты

рублей двадцать - тридцать. - Огорчу вас. Касса

41

совсем пустая. В наличии всего пятьдесят семь

копеек.

– Значит такая уж у меня планида, - развел

руками Лавровский.

– А я вам вот что посоветую. Попросите у

Абрама Яковлевича записку к Аронтрихеру.

Возьмёте себе пальто, сюртук модный.

Лавровский уже слышал, что хозяин

магазина

готового

платья

на

Петровке

Аронтрихер расплачивается с Липскеровым за

объявления своим товаром - одеждой из скверного

линючего лодзинского сукна.

– Господь с вами, Лена! Ходить в сюртуке

от какого-то Аронтрихера?! Вот осмелюсь когда-

нибудь пригласить вас в оперетку Лентовского.

Так разве приятно вам будет видеть рядом с собой

кавалера, одетого как огородное пугало?

– Не знаю - не знаю, - улыбнулась барышня.

– У Лентовского я никогда не была. А очень

хотелось бы.

Алексею эта барышня давно нравилась. При

виде её всегда вспоминался ему «жестокий»

романс, который замечательно, с надрывом, пел

цыган Михай Фэгэраш:

А в глазах её карих

Сумасшедшинки пляшут.

И нет краше их

Во всём свете, нет краше!

Но от Сергея Малинина слышал он, что

Елена Евсеевна девица строгих правил и любые

42

попытки поухаживать решительно отвергает. Есть

у неё, мол, жених - солидный молодой человек,

служащий на железной дороге. Про оперетку,

подумал Алексей, похоже на намёк. Рискну!

Попытка не пытка.

– В таком случае, разрешите вас пригласить.

Куда прикажете заехать за вами в воскресенье к

пяти часам?

– Сюда. Мы с матушкой в этом доме

квартиру

снимаем...

Подождите,

Алексей

Васильевич, подождите... Я кое-что вспомнила...

Ну вот, мелькнуло в голове у Лавровского,

сейчас найдёт десять причин для отказа.

Барышня взяла газету:

– Всё верно. В воскресенье в театре «Сатира

и мораль» премьера. Дают «Прекрасную Елену».

Играют

Серафима

Бельская

и

«король

опереточных теноров» Саша Давыдов. Все билеты

распроданы

и

барышники

заламывают

баснословные цены.

– «Прекрасная Елена»? - деланно удивился

Лавровский. - Бывают же такие совпадения. Не

иначе, знак свыше. А о билетах не беспокойтесь.