До околицы я добралась без приключений. Когда закончился свет от тусклых деревенских фонарей и окон домов, пришлось достать мобильник и подсвечивать им. Все-таки я его взяла не зря. Пятнышко света ныряло по сонной, ложащейся под ноги траве, своевременно обозначая кочки и впадины, мелькая то справа, то слева, в зависимости от того, в какую сторону дрогнет моя рука. Оно вело меня, жизнерадостно подбадривая, как веселый, не замороченный комплексами и сомнениями друг.

Избушку я, кстати, сказать, нашла не сразу. Так как не шел дымок из трубы, и окна её были темны и безжизненны, она сливалась в темноте своей вросшестью в землю с начинавшимся сразу за ней густым лесом. Словно она была одним из этих созданий, которые давным-давно пустили здесь корни, и даже проросли до середины земли. Настолько, что сдвинуть их с места не представляется никакой возможности. Двигалась я в её сторону, скорее по наитию. Когда изба вдруг внезапно очутилась перед моими глазами, словно выпрыгнула из леса, мне захотелось даже как-то поздороваться с ней, что я и сделала.

— Мир вашему дому, — зачем-то сказала торжественно и глупо, и толкнула сразу поддавшуюся дверь. В темноте и безжизненности комнаты опять же наугад прошла к столу, в прыгающем пятнышке света от телефона нашарила рукой свечу и спички. Маленький неуверенный в себе огонек задрожал в пустой и выстуженной избе. Моя тень тут же в такт дрожанию свечного огня радостно запрыгала по стене, заколыхалась в каком-то безумном, известной только ей самой танце.

От обжитости и уютности, поразивших меня в прошлый визит, не осталось и следа. Словно из избы выманили душу, комната взирала на меня пустотой изо всех своих углов бесстрастно и осуждающе. Я поежилась, потому что почувствовала свою вину перед Домом Невесты. И перед неизвестной мне невестой, которая должна была насладиться этим покоем и нежностью предсвадебного состояния.

И зачем я вообще заметила этот кулон и вытащила его из ручья? Вздохнула, и положила кулон рядом со свечой на стол.

Словно в оправдание за свой, в сущности, невинный поступок, я решила сделать что-нибудь хорошее для этого дома. Как минимум, наполнить его теплом. Около печки, так же, как в прошлый раз лежали дрова. Если ещё месяц назад я бы знать не знала, как к ним подступиться, то сейчас, после пребывания в доме Леи и Алекса, я довольно лихо управлялась с кочергой и заслонкой.

Скоро печка засветилась внутренним огненным светом, начала довольно и умиротворенно потрескивать, а изба наполнилась уже привычным для меня запахом горящих поленьев. Я нашла в углу старую тряпку и протерла стол. Затем взяла кулон, села в кресло качалку, закуталась в плед, который все так же висел на его спинке, и зачем-то начала рассматривать украшение в свете мерцающего огня.

И что интересно. Детали, которых не было видно в дневном свете, стали вдруг проявляться в таинственных отблесках печного пламени. Словно тайное послание, написанное симпатическими чернилами при воздействии на него определенными средствами.

Я увидела.... Небольшую сердцевину в виде рогатого иероглифа окружала тонкая, мельтешащая своим изобилием вязь. Показалось мне, или нет, но в этой суетливой вязи суетились странные существа с головами волкоподобными на человеческом теле, стремительными стрелами пронизывали узоры всполохи огня, в конвульсиях рыданий корчились женские фигуры. Словно какая-то извечная, непрекращающаяся война длилась и длилась, отражаясь своими основными фрагментами на этом кулоне.

Странные мотивы на женском украшении. Мне стало жутко, от предположения, что я сама невольно стала участником этих событий. Хотя понимала, что это, скорее всего, мне просто кажется. Ну, невозможно в такой полутьме разглядеть фигурки на кулоне, который спокойно помещается в центре ладони. Это все от моей впечатлительности, умноженной на обилие мифов и легенд, которые я за свою жизнь узнавала.

Тем не менее, мне расхотелось расставаться с кулоном даже на секунду. Встать и положить его на стол показалось просто невозможным. Чем дальше, тем приятнее было держать его в руках, он словно грел мою ладонь. Теплее и теплее, дойдя до идеальной для осязания температуры, состояние не перешло в жар, а словно остановилось. От кулона по всему моему телу расходился какое-то странное волнение. Кровь запульсировала в висках, но не давяще, как предвестник головной боли, а чуть головокружительно, вызывая ощущение восторга, как в детстве, когда карусели под тобой начинают кружиться все сильнее и сильнее. Сладкое предчувствие сжало сердце, томное тепло потекло по венам, нежная незнакомая мелодия тихо закрутилась в голове.

Я понимала, что со мной происходит что-то не то, что-то неправильное, но блаженство этого состояния в тот момент убеждало, что именно так — правильно, именно так — нужно, и по-другому никак быть не может. «В этом состоянии я могу пережить все, что угодно», — пронеслось отдаленно во мне какой-то ещё не задетой этим теплом части разума. Сердце накрыла очередная теплая волна, я застонала от приятной дрожи под кожей, и в этот момент от бурного натиска даже не творилась, а вылетела дверь.

На порог ворвался Шаэль. Казалось, он впечатался в эту дверь с разгона, не заметив её на своем пути. Его глаза горели странным огнем, и этот огонь был направлен на меня. Он словно с трудом сдерживал себя на этом пороге, хватаясь руками за дверные косяки, был очень зол и очень взволнован одновременно.

— Ты... — прохрипел он, — ты....

Я почувствовала, что кулон своими теплыми волнами мягко, но настойчиво толкает меня к Шаэлю. И в то же время чувствовала, что притяжение было взаимным. Мы оба не хотели этого, но нас несло, несло, несло. Я почувствовала руки на своих плечах, это было очень правильно и невыносимо приятно, как донесли до меня все те же теплые волны. Шаэль наклонился к моему лицу, кресло качнулось, перевернулось, мы оказались на твердом и совсем не чистом полу, но в тот момент меня это совершенно не интересовало. Я чувствовала упругость и сочность его губ, волосы пахли травами и ветром, мне до боли захотелось вдохнуть его всего, я рванула на нем футболку, ткань треснула, и через мгновение Шаэль уже сам скинул с себя клочья того, что только что было футболкой и даже с какой-то надписью. Я прижалась к нему вся, и мы оба со стоном выдохнули, и задержали дыхание от наслаждения.

Это правильно, это единственное, что может быть правильного в этом мире, — несло нас теплыми волнами все дальше, и все глубже, и уже первозданный океан смыкал над нами толщи воды, чтобы то ли упокоить, то ли окутать нас. Волны готовы были уже снести последний барьер между нами, когда вдруг раздался громкий и тревожный звонок моего мобильника.

Словно этот звук разбил несущую волну, нас с треском отшвырнуло друг от друга.

— Лия? — я схватила спасительный телефон. — Да, все в порядке. Скоро. Нет, я нормально дышу. Ничего не случилось. Ладно, скоро.