— Есть, — засмеялся он. — Немало есть людей умнее.

— Ну кто же, кто?

— Хотя бы… Мавлоно Абдужаббар Хорезми. Или мирза Искендер.

— Фу! Мирза Искендер! Этот пузатенький урус! Такой противный! Как ты можешь сравнивать себя с ним?

— Он мой друг. Он — наш друг. Он так же ненавидит его, как ты.

— Как я? А как ты?

— И… и как я. Он такое замыслил!

— Что же? Что же? Скажи! Отравить его?

— Нет. Другое. Он не собирается причинять ему вреда и не умышляет ни на жизнь, ни на здоровье великого эмира.

— У-у-у! — разочарованно промычала девушка.

— Я потом как-нибудь расскажу тебе, ладно? — сказал он, беря её за руку.

— Потом? Ты сказал: «потом»! Значит, это не последнее наше свидание!

— Но ведь ты сама сказала, что он когда-нибудь умрёт, и тогда…

— Тополь ты мой высокий! — Она радостно бросилась ему на шею, так что ноги её оторвались от земли, а руки крепко обвились за его спиною. Губами она жадно прильнула к его губам в долгом полуобморочном поцелуе. Держа её на весу, он соступил с мостка и сделал несколько шагов туда, где тень огромной чинары сгущалась и куда не проникал свет луны.

Неподалёку что-то хрустнуло. Влюблённые встрепенулись, отлепились друг от друга, он поставил её на землю и перевёл дух, немного пошатываясь и тревожно вглядываясь в темноту, туда, откуда послышался хруст. Долго они так стояли, взволнованные, наконец он сказал:

— Должно быть, это птица.

— Или лиса, — сказала она. — Супруг недавно запустил сюда лисиц. Сразу после того, как отсюда убрали китайцев.

— Супруг… — сердито пробормотал он.

— Ох, прости меня ради Аллаха! — воскликнула девушка. — Какая же я дура!

— Сама же просишь не называть вслух его имени, а сама…

— Прости! Прости! Прости!

— Никогда не называй его при мне супругом, слышишь! Это разрывает мне сердце.

— Бедный мой тополь! Прости свою глупую чинару!

— Чинара ты моя глупая!.. Смотри-ка, вон там скамейка. Давай сядем.

— Ты её только что заметил? Ведь на ней мы сидели позавчера.

— Ты перепутала. Мы сидели на другой. Мы же встречались на том берегу ручья. Забыла?

— Забыла. Обними скорее, меня бьёт какой-то странный озноб. Поцелуй меня, тополь мой высокий.

— Постой… Прости, но меня это мучает. Я всё время хотел спросить тебя, но не решался.

— Спрашивай, я готова ответить тебе на любой вопрос, мне нечего скрывать от тебя, любимый.

— Скажи… Я знаю, что он давно уже немощен и не мог… Но…

— Спрашивай же!

— Он прикасался к тебе? Он трогал тебя как-нибудь?

— Нет! — воскликнула она и рассмеялась от всей души. — Нет, слышишь, нет!

— Правда? — обрадовался он всем сердцем. — Но ведь он уже несколько месяцев как взял тебя в свой гарем. Разве такое возможно?

— Я всё время реву, как только меня приводят к нему. Плачу навзрыд, да и всё тут. Мне даже притворяться для этого не приходится, слёзы сами рекой текут, как только представлю, что это старое вонючее чудовище будет ко мне прикасаться своими гнилыми лапами… Бр-р-р-р!!! От него пахнет мертвецом, сколько ни умасливай его благовониями.

— Но в конце концов он может рассердиться на твои слёзы.

— Аллах спасает меня. Надо отдать старику должное, он только умиляется, говорит мне ласковые слова, как будто я его внучка, и, видя, что меня ничем не развлечь, отпускает подобру-поздорову. Всё-таки в нем есть ещё что-то человеческое. Чем скорее он станет покойником, тем скорее превратится в человека.

— У моей чинары злой язычок.

— Да, злой, потому что я ненавижу его. А ненавижу его ещё больше, потому что обожаю тебя. И чем больше обожаю, тем страшнее ненавижу. Я могла бы и убить его.

— Только бы он не послал за тобою сейчас!

— Не пошлёт. Сегодня он начал пить вино, а когда он пьёт, он не любит, чтобы рядом с ним были его жёны и вообще женщины. Он пьянствует только в мужской компании.

— Да, я знаю.

— Ну а если и пошлёт, не беда. Меня поищут-поищут, да и плюнут, а он только в очередной раз умилится моим детским шалостям. Ему ужасно нравится иметь в своём гареме жену, которая годится ему во внучки, а то и в правнучки. Ты опять сердишься?.. Поцелуй меня лучше, да крепко-крепко!

Они снова слились в сладостном поцелуе, долгом-предолгом, как путь в Китай.

— Сейчас! — зашептала она, как только губы на миг расстались друг с другом. — Я хочу, чтобы это произошло сейчас. Иначе я умру! У меня нет больше сил сдерживать себя.

— Нет! Нельзя! Нельзя! Если ты теряешь рассудок, я буду на страже. Ведь тебя могут подвергнуть осмотру, и тогда…

— Я не скажу о тебе!

— При чём тут я! Ты с ума сошла! Что мне жизнь, если не станет тебя? Мы не должны рисковать. Нам нужно дождаться, когда Аллах освободит нас от него.