Шрифт:
Лишь только отец полностью исчез из поля моего зрения, как ноги мои тут же освободились. Я хотел было кинуться к желе, когда пол под моими ногами задрожал и я, не удержавшись на месте, бухнулся на колени. Спасибо, я не чувствовал настоящей боли в ногах, но это прекрасно напомнило мне о том, что меня ждет по возвращении в реальность. Виртуальное подпространство тем временем рушилось. Трещина, что была изначально сделана мной и все это время медленно разрасталась, уже разделила огромную площадку на несколько частей и перекинулась на небеса и облака, а отцовская прога, что удерживала мои ноги, кажется, лишь подлила масла в огонь. Еще секунда, и под моими ногами разверзлась бездна…
Прощай, этот странный мир…
Прощайте, хаксы…
Прощай… папа…
Тебя не слишком вдохновляет пребывание в полной тишине в холодной комнате среди полумертвых детишек, но ничего другого не остается. Насекомое подключено к главному серверу. Дабы чуточку его согреть, ты покрываешь парня своим френчем, хотя вряд ли эта вещь хоть как-то облегчит его состояние. Кроме того, немного подумав и убедившись в том, что блондин этого не увидит — благо парень сейчас обнимается со своей синеволосой нимфой и до тебя ему дела нет — садишься перед Фелини на корточки, берешь его окоченевшие ладони в свои и дышишь на побелевшие пальцы насекомого, стараясь их согреть. На миг представляешь, что Фелини застает тебя за этим делом и содрогаешься, но рук Лиса так и не отпускаешь. Не проходит и десяти минут, как под ногами насекомого появляется без преувеличения лужа крови, что заставляет тебя изрядно понервничать. Еще больше беспокоишься из-за его сдавленного дыхания и того, как он иногда морщится. В глубокой виртуалии физической боли из реальности чувствовать он не должен. Значит, там что-то происходит, что-то не слишком хорошее.
Чем больше проходит времени, тем больше ты нервничаешь. Отпускаешь руки насекомого, потому что согреть их тебе так и не удается, хватаешь трость, и она по твоей воле начинает издавать глухие, очень частые стуки, ударяясь с твоей легкой руки об пол со скоростью сто ударов в минуту. И тебе кажется, что ты не сдвинешься с места, пока насекомое не откроет глаза. Но в этом плане ты поспешен. Утопающая в ледяном тумане комната внезапно наполняется звенящим однотонным писком и окрашивается в жуткий холодный красный цвет. Датчики на капсулах лихорадочно мигают, оповещая о том, что находящиеся внутри саркофагов мумии умирают одна за другой. Еще несколько томительных секунд, и все резко тухнет, а пронзительный писк становится еле различимым. С этого мгновения мумии в саркофагах признаков жизни больше не подают. Неужели это сделало насекомое? Неужели…
— Па…па… — слышишь ты шепот со стороны Фелини и замечаешь, что по его щеке стекает маленькая слезинка. Подходишь ближе и убираешь ее одним легким поцелуем, а затем отворачиваешься с таким видом, словно ничего не было. Еще через пару мгновений вирту-очки отключаются. Но насекомое не шевелится. Ты сам снимаешь с него очки, проверяешь пульс. Жив. Скорее всего, просто потерял сознание. Это знаменует лишь одно. Вашу победу.
— Он…?
— Нет, — через пару минут сухо ответил Лирон на вопрос, который буквально витал в воздухе, но никто из присутствующих не решался произнести его вслух, — Он жив, — тихо проговорил парень, прощупывая пульс на запястье Фелини, — в коме, — чуть погодя добавил он, облизнув пересохшие губы. Послышались дружные облегченные выдохи. Да, кома — это все-таки не смерть. В этом смысле Лирон был полностью согласен со своими коллегами, которые впервые за все то время, что работали с Фелини, все вместе собрались в его кабинете, хотя если бы их здесь заметили, ничем хорошим бы это для них не закончилось. Нет, они не помогали своему боссу проникнуть в закрытые пространства виртуалии, не подпитывали мужчину какой-либо информацией и не направляли его. Они были бы рады, но Фелини запретил им что-либо предпринимать, осознавая, что его действия незамеченными не останутся. Сам мужчина ничего не терял, потому что изначально знал — вернуться он уже не сможет. Поэтому все эти молодые люди, что расселись на широком подоконнике, блестящем полу и даже столе, что находился в кабинете Дэвида, были здесь, дабы поддержать его хотя бы морально. Наверное, некоторым покажется это странным. Зачем приходить к тому, кто уже не очнется, рискуя карьерой, а, быть может, и жизнью? Но всех присутствующих с Фелини связывало очень многое. Он практически был им вторым отцом.
— Парень, ты слышал поговорку: «Кто победил, тот и добро»? — с этого вопроса, по сути, и началось знакомство новичка из школы гениев — юного правительственного программиста, и одного из самых влиятельных людей мира, пусть Лирон об этом узнал далеко не сразу. Дэвид Фелини числился политиком высокого ранга, одним из многих, но парень знал, что этот мужчина, как серый кардинал, зачастую играл не последнюю роль в решении особенно важных правительственных вопросов. Вот только рано или поздно любую чрезмерную, пусть и скрытую активность замечают. Правительство, начиная ощущать со стороны Фелини откровенную угрозу, давало ему все меньше свободы действий, незримо шантажируя мужчину его семьей и перспективой того, что с ними может произойти, сделай он одно неверное движение. Но даже при всем при этом Дэвид неверные движения делал. Причем с завидным постоянством. Да, этот человек был очень смелым.
— Не пойман, не вор! — любил он повторять, после чего заливался заразительным смехом.
— Поймали, — вздохнул Лирон, все еще не в силах отвести взгляда от лица мужчины, в уголках рта которого застыла еле заметная улыбка, — Или убежал, — подумав, добавил он, набирая в легкие побольше воздуха и поворачиваясь к группе верных Дэвиду людей. С этого момента Он должен был возглавить их и продолжить то, что начал Фелини. Конечно же, не навсегда… лишь до того момента, пока мужчина не сможет вернуться в свое тело. А он вернется. Лирон был в этом уверен настолько же, насколько был уверен в том, что его имя — Лирон.
Скажу начистоту, нет ничего прекраснее обнаженного сэмпая, лежащего под тобой с растрепанными волосами и легким удивлением на лице. Нет, и все тут! А если, ко всему прочему, руки его привязаны к спинке кровати, а ноги раздвинуты развратно и с неким призывом, полет крыши обеспечен далеко и надолго. Уж в этот раз переиграть роли Зуо не сможет! Не позволят веревки — лучшее изобретение человечества! Так что я могу часами разглядывать его такое пленительное тело, водя пальцами по четким рельефам груди, пресса, поглаживая живот, при этом нервно облизывая постоянно пересыхающие губы и сглатывая слюну. Раньше мне казалось, что нет ничего отвратительнее, чем огромный, волосатый качок в роле пассива. Нет, Зуо не огромен и, конечно, до качка не дотягивает. Да и не особенно он волосатый… пока. И все равно уже не мальчик, но мужик. Красивый, но далеко не смазливый. Зуо — мужик. Му-жик. И я его поимею! Я, хилый недоделок, еще подросток, Поимею настоящего Мужика! Мухаха — ей богу, чувствую себя межгалактическим злодеем!
— Только посмей! — нервно шипит Зуо, когда я прикасаюсь к внутренней части его бедер. В ответ лишь одариваю его ехидной улыбкой, достойной чеширского кота, и сэмпай бледнеет. Он то и дело пытается освободить свои руки от пут, но веревка не поддается.
О нет, мой сладкий, больше ты не отвертишься! Сейчас Тери Фелини оторвется на тебе по полной программе!
— Раз ты так просишь! — с этими словами впиваюсь сэмпаю в губы, на что тут же следует безжалостный укус. Во рту появляется металлический привкус, но поцелуй я разрываю далеко не сразу.