Шрифт:
Петр сделал паузу, отхлебнул пива, продолжил:
— Полковник-то в госпитале очухался, за него солдата наградили, де, вынес из боя командира. Оба за подпоручика промолчали. Солдат за ним не то ходил, но не нашел, не то вовсе не ходил. А подпоручика англичане под вечер нашли, вылечили. А когда подлечили немного — сбежал он. Подпоручик-то. Рассказал, как все было, солдату — зубы пересчитал, уж не знаю, что с ним после было. А полковник — не вынес позора, застрелился… Вот и Рязанин… Отказавшись от дуэли, он бы запятнал свою честь, стал бы нерукопожатым.
— Да нерукопожатым, а рукожопатым он был. Убить как следует — и то не смог.
Пока два Петра спорили меж собой, Аркадий склонился над Николаем.
— Скажи, Ники… Только честно…
Николай насторожился:
— Что тебе сказать?… Хотя спрашивай безусловно. С тобой буду честен до конца, как с отцом духовным.
— Скажи… Та дама, с которой ты был в ночь убийства — это не…
— Кто такая «не…»? — усмехнулся Ники. — Аркаша, я смотрю, вырос?… Ревность?…
— Я задал вопрос, — обиделся Аркадий. — Я хотел получить на него ответ. А вместо того слышу три вопроса…
— Ай, не бери в голову, брат! Как на духу говорю: я был там с Екатериной, дочерью того купца, у которого чайная лавка на Греческой! Если хочешь, я от нее отступлюсь, расскажу, как тебе с ней себя вести, на что она падка.
Аркадий покачал головой.
— А, ну, слава Богу! А я уж испугался, что у лучшего друга зазнобу перехватил. Ты говори, если что!
В дверь ввалились донцы, и стуча шалыгами нагаек стали требовать пива да закусить.
— Господа, прошу простить! — поклонился Ники. — Я знаю этого хорунжего. Мы стояли в Крыму рядом. Я отойду на минутку поздороваться.
Он действительно отошел. Но минуткой дело не ограничилось. Казак Ники узнал, принял сердечно, обнял и даже запечатлел на щеке офицера пряно-чесночный поцелуй. Отпускать не желал категорически. И уже Ники звал к казакам своих собутыльников. Петр-пехотный заказав еще пива, вышел освободить для него место.
Петр-артиллерист посмотрел по сторонам.
— Хорошо, что встретил вас, — офицер доверительно взял Аркадия за локоток. — Если бы не проказа Ники, я бы все равно нашел вас. У меня просьба будет.
— Какая же?
Из кармана вицмундира офицер достал сложенный вчетверо листок.
— Взгляните, это письмо к моей возлюбленной.
«…Разъ чудестная моя, — писал Петр. — Скучалъ бзумно объ тебя, моя прекрасно окая.»
— Скажите, ведь это хорошее письмо?
Аркадий невольно поморщился. Похоже, письмо, обнаруженное ночью писал именно этот смельчак, бретер… «А ведь кого он убивал на дуэлях, — пронеслось в голове. — Были наверняка умней его».
— Что это вы наяпонислись? Не нравится, что я написал?.. — офицер выглядел откровенно обиженным.
Верно, еще немного и офицер бы потребовал сатисфакции, дуэли, а это верная смерть…
— Нет-нет, письмо замечательное. Видно сразу, что вы ее любите, и будете замечательным мужем.
— Вы находите?.. — оживился Петр. — Я тоже так думаю. Я даже сестре ее понравился! Так она и сказала: «Так тебе и надо».
— Но некоторые ошибки надо бы исправить, — из кармана Аркадий достал карандаш и принялся за дело.
Глядя на то, как исправляются ошибки, Петр заметил:
— Николай прав, вам в самом деле следует записаться в наш полк! За нами вы будете как за каменной стеной.
В самом деле: с этими молодцами он был бы… Нет, не за каменной стеной, а в гуще событий. Он бы писал такие reportage — лишь следовало выбрать звучный псевдоним. Предположение было заманчивым.
Отдых (13-ое среда)
В то утро к пансиону мадам Чебушидзе подъехала видавшая виды двуколка, скрипящая каждым своим механическим суставом и со слегка разными колесами. Возница — старый еврей, одетый в штаны и засаленный лапсердак поверх несвежей рубахи вызвал хозяйку, сообщил, что он безумно просит прощения, но он таки желает видеть графиню Колокольцеву. Первым порывом хозяйки было кликнуть кого-то из господ офицеров, дабы тот устроил наглецу должную выволочку, и научил этого жида держать свой чесночный запах подальше от ее дома.
Но из пансиона вышла госпожа Колокольцева, которая, оказывается, ждала экипаж. Она была в дорожном платье, вооруженная против солнца зонтиком и соломенной шляпкой.
Графиня сообщила, что некоторое время ее не будет в городе, она уезжает в имение друзей ее родителей. Нет-нет, адреса для пересылки корреспонденции не будет, да он, наверняка и не понадобится.
Бригадирша понимала, что постоялица лжет. Однако не это вранье занимало хозяйку, а мысль о том, что комната в ее пансионе, может быть, странным образом проклята, и постояльцы всегда будут оттуда пропадать. Однако же сие проклятие было выгодно. И бригадирша быстро прикинула, где и какие вещи графини получится продать, если та, не дай Бог исчезнет. Мысль получилась приятной, и мадам Чебушидзе улыбнулась.