работала, тем больше времени проходило, приближая возвращение отца.

После смерти ее матери Элиана и отец сблизились, держались друг за друга в горе.

Первые несколько месяцев Элиана боялась, что мельник так сильно впадет в отчаяние, что

никогда не оправится. Однако, медленно, но уверенно, она вернула его в мир живых, дала

ему причину улыбаться снова.

Теперь, хотя у обоих осталась дыра после смерти ее мамы, они неплохо жили.

Мельница процветала, там мололи зерно для трех деревень, и хотя они не были богатыми,

Элиане и отцом всего хватало. Порой мельник хотел что-нибудь добавить к их домику, но

Элиана возражала, говоря, что им не нужна дополнительная комната.

На третье утро Элиана проснулась и обнаружила, что один из гусей сбежал из загона

куда-то в лес. С тяжким вздохом она отправилась за гусем, пока глупыш не стал пиром

для лисы. Она шла по следу из белых перьев, звала гуся по пути. Птицы знали ее голос,

они не были послушными, но часто приходили, когда она звала.

Она пересекла ручей у мельницы и пошла в лес. Длинные тени деревьев не

прерывались. Это был ее лес. Она выросла в нем. Она знала каждую тропинку так хорошо,

как торговец знал пути в разные города. Она никогда не боялась леса.

Но в этот день ощущения были другими. Может, дело было в одиночестве, которое

она ощущала, когда отец ушел. Она знала, что никто не ждет ее дома, и лес казался

больше… и мрачнее.

– У-у! – она дважды свистнула низкую и высокую ноту. – У-у, сюда, гусь! – звала

она, но ее голос дрожал. Что мелькнуло за деревом? Или это было ее воображение? Или

тень безмолвной птицы, перелетевшей с дерева на дерево?

Она встрепенулась и поспешила по пути, издавая пронзительный свист:

– У-у, гусь, сюда! У-у! – она звала теперь громче, словно пыталась убедить себя, что

ей не страшно. – Где ты, глупая птица?

Что-то хрустнуло за ней. Что-то тяжелое.

Элиана развернулась, золотая цепочка мамы взлетела от резкого движения. Холод

пробрался по спине. Она круглыми глазами смотрела на тени. Но там ничего не было

видно. Даже не убежал маленький олененок. Лес вокруг нее был пустым.

Вдруг ее испугал громкий вопль, но страхи через миг угасли, она узнала голос.

– У-у! – позвала Элиана, развернулась и поспешила по тропинке. Она нашла гуся,

идущего к ней, тряся хвостиком и хлопая крыльями. Он словно пытался взлететь. Он

выглядел напугано, словно от чего-то убегал. Птица была тяжелой, но Элиана опустилась

на колени и подхватила гуся на руки. Он устроился там, как ребенок, которого наконец-то

нашли.

– Что тебя так напугало, глупыш? – спросила Элиана, разглядывая лес за гусем. Было

тихо, мрачно, пробивались лучи раннего солнца…

Шестое чувство подсказало ей, что там было, но она не могла разглядеть это.

– Идем, - прошептала она птице. – Тебе пора домой.

Она развернулась и быстро пошла по тропе, унося жирного гуся. Хотя ее руки были

тонкими, они были сильными от труда, и она не замечала груза. Ей было что держать, что

защищать, и это придавало ей смелость.

Она не видела тень, что появилась из-за дуба и смотрела ей вслед.

– Она почти увидела меня, - прошептал человек-тень. – Поразительно! Смертные

глаза не могут меня заметить, - он удивленно рассмеялся, - но ей почти удалось. Мне

нужно держаться подальше, если я не хочу быть обнаруженным.

Он ушел, и лес снова стал тихим.

* * *

Близился конец второй недели, Элиана невольно смотрела на дорогу с большим

вниманием, чем обычно. Она не была совсем одна, пока отца не было, она посещала

соседей, церковь, как у нее было заведено. Но ночи были одинокими и темными, и она

хотела, чтобы отец был дома, чтобы готовить ему ужины и говорить о дне.

Оставалось два дня до момента, когда можно было ждать отца дома, и во двор к ней

пожаловал Грэхем, рабочий молочника, с телегой. Это не было необычно, Элиана часто

продавала молоко их коровы молочнику, и Грэхему нравилось использовать любой повод

навестить дочь мельника. У него была грубая кожа, плохой язык, и он не осмеливался