Король, устыдившись немного того, что она была в ночной рубашке, не прошел в

комнату. Но он указал на нее пальцем, его ладонь дрожала от пыла слов:

– Ты! Кем ты себя возомнила, крестьянка! Думаешь, можно прийти в Крейгбар и

танцевать и веселиться бездумно?

– Ваше величество! – завопила Элиана, прижимая одеяла до подбородка и отчаянно

пытаясь понять, нужно ли ей делать реверанс.

Она не успела решить, Гендри продолжил:

– Ты здесь только для одной цели: выйти за моего сына! – он вскинул руки, ругаясь

не в стиле короля. – Что с тобой такое? Не хочешь быть принцессой? Возомнила себя

выше моего Эллиса?

– Ваше величество, - возразила Элиана, - я… просто не смогла с ним встретиться…

– Не смогла? – ревел король, его лицо покраснело от ярости. – Двух ночей было

мало? – он попытался успокоиться, сжав рукой дверь. – Слушай внимательно, девчонка.

Сегодня ты станцуешь с принцем. И когда он спросит тебя, ты согласишься выйти за него.

Мы поняли друг друга?

Элиана посмотрела на лицо короля цвета свеклы, с длинными усами и сжатыми

зубами. Она увидела там тень виселицы, поняла с ужасом, что угроза смерти все еще

нависала над ее жизнью. Король убьет ее, если не из-за золота, то из-за отказа выполнять

его новую прихоть.

– П-понимаю, Ваше величество, - прошептала Элиана. Ее ладонь сжималась на

цепочке, но та стала холодной. – Понимаю.

Челюсть короля Гендри работала, словно он хотел произнести что-то еще в злости.

Но он развернулся и захлопнул за собой дверь. Комната задрожала от силы удара. Элиана

ощущала эту дрожь.

Она пыталась подавить всхлип. Что изменит появление человека в маске из дубовых

листьев? Что изменит его имя?

Никто не пойдет против воли короля.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Сделка

– Думаешь, ты можешь идти против моей воли?

Фейри стоял в дозоре на стене замка короля Оберона, он смотрел на дикую страну,

искал признак появления гоблинов. Но он был честен с собой, он мыслями был в другом

мире, в мире смертной музыки и смертных танцев, где улыбка смертной девы могла

озарить для него золотом всю вселенную.

Рев голоса Оберона прервал его счастливую дрему, и капитан фейри поежился от

ужаса. Он все еще стоял смирно, развернулся и отсалютовал, но его щеки были бледными.

Лицо короля Оберона было грозным. Он мчался по дороге на стене, за ним тянулась

тьма, его кулаки были сжаты, как для боя.

– Мой верный Пак все рассказал! – заявил он, нависнув над капитаном, от гнева он

словно раздулся вдвое, стал выше. – Он все рассказал мне о твоих шалостях со смертной,

которую я запретил тебе видеть! Хочешь провести больше времени в подземелье,

капитан? Этого желаешь? Потому что я готов бросить тебя туда на сто лет!

Капитан фейри не был трусом, и он не отпрянул от гнева короля. Он сохранил

уважительный тон, поклонился и сказал:

– Прошу прощения за оскорбления, которые причинили мои поступки. Но я не прошу

прощения за сами поступки, ведь они рождены из истинной любви.

Оберон не мог говорить от гнева. Он взмахнул кулаком и сбил бы капитана со стены

на острые камни внизу…

Но вдруг между ними возникла его жена, сияющая золотом и мило улыбающаяся

ему.

– Вот это представление. Еще и на публике! – сказала она, смеясь, как колокольчики.

– Что подумают крохи?

– С дороги, Титания! – вопил Оберон. – Пак рассказал, что ты в этом замешана, и я

разберусь и с тобой!

Но Титания за много веков их брака успела увидеть мужа в гневе, так что не боялась.

– Не смеши, - бодро сказала она, постучав по его носу длинным изящным пальцем. –

Ты хочешь помешать истинной любви? Когда ты лезешь к сердцам, ничего хорошего не

выходит, это все знают.

Тьма на лице Оберона рассеялась, он слабо улыбнулся. Он вспомнил, когда в

последний раз одолел жену в их бою воль. Вспомнил мужчину с головой осла и квартет

юных влюбленных, которые забрели в его лес ночью…