Сапфир и Лэнгдор решили не расставаться и вместе рекламировать консервы для кошек. Коту по кличке да Винчи еще много раз становилось плохо от этих консервов, пока он опять не перешел на натуральное кошачье питание. А Учёный кот – хозяин чердака замка так и скрылся в неизвестном направлении…

Повести

Розовый мох

Бабушка Дуня, закрыв глаза, тихонько покачивалась в кресле-качалке, когда я без стука вошла в открытые двери её аккуратной избушки, чтобы показать свою находку, как знатоку местной флоры и фауны.

– Чать, Марианночка, надо что? – спросила она, недовольно открывая глаза.

Я вытянула руку и с любопытством посмотрела на бабушку.

Она поспешно перекрестилась и покачала головой.

– Негодница… Ай-ай-ай…

– А что такое, бабушка Дуня? – спросила я, улыбаясь.

– Не советовала бы я тебе рвать розовый мох, – заметила старушка настороженно.

Я пожала плечами.

– Если бы он не был розовым, я бы его не сорвала…

– То-то и оно!

Бабушка Дуня мёдленно пересела с кресла-качалки на стул около скрипучего стола.

– Бабушка Дуня! – воскликнула я. – Что за тайны?

Бабушка посмотрела в окно и задумалась. Седая прядь волос упала ей на глаза. Бабушка, не спеша, её убрала.

– С этим мхом-то – давняя легенда… – наконец, проговорила она.

Я заинтересовалась. Спросив разрешения, села в её самодельное кресло-качалку и, весело раскачиваясь, приготовилась слушать.

– Давным-давно… – назидательным тоном, старомодно начала свой рассказ бабушка Дуня.

– Извините, бабушка Дуня! – перебила я, скрипя качалкой. – Cейчас – ХХI век…

Она недовольно хмыкнула, но продолжала.

Однако, чем дальше она рассказывала, тем интереснее мне становилось. Я качалась все мёдленнее и, в конце концов, превратившись в слух, совсем замёрла. Были слышны только голос старушки и стук часов на стене.

– …Давным-давно об этой легенде мне поведала ещё моя прабабка, старая повитуха. Говаривала она, тогда, мол, жила на деревне Ульянка – краса-девка! Уж так красива была, что вся часть мужиков села табуном за ней ходила! Даже, пожалуй, – старушка, прищурившись, бросила на меня взгляд. – На тебя была, чать, похожа, хотя и неизвестно как она выглядела тогда… Не сохранилось её портрета. Ну и вот, значит, ходила она ходила да смотрела себе муженька, но не нравился ей никто. А была – ещё та девка – то! Эх… – бабушка вздохнула и, поправив на столе вязаную, белую салфетку, продолжала:

– Однажды бродила она по лесу, любила она по лесу блуждать – то, грешница. Ну и смотрит: пень, около пня – мох. Села она на пень, ну и сидит, отдыхает. Вдруг видит: парень около неё стоит да на неё смотрит. Встала она с пня, смутилась. То-то красавец был! Познакомились! Ну и давай она, бедняженька, каждый день-то в лес топать, ну и влюбились они друг в друга. Только оказался он не человеком, а вампиром!

Я подавила смех, с серьёзным видом кашлянув.

Бабушка сердито на меня посмотрела, но продолжала:

– Сказывала прабабка, кинулись: давненько что-то не видел никто Ульянки-то, ну пошли в лес… Ах! Ульянка – то на мху этом лежит, да струйка крови изо рта…

Бабушка замолкла.

– Ну и? – не выдержала я.

– Ну, похоронили Ульянку-то, но на том месте, где убили, мох, говаривали, розовым стал. И до сих пор он там розовый, только в одном он месте такой: около этого пня…

Я невольно вздрогнула, но тут же улыбнулась.

Старушка некоторое время смотрела в окно, потом задвинула голубую шторку.

– Что же такого страшного в том, что я мох сорвала? – спросила я.

– Да оно может даже и ничего, только сидеть на этом пне нельзя, а то худо будет. Чать, не сидела?

– Нет, бабушка Дуня, – солгала я, улыбаясь, но с некоторым беспокойством.

– А то – смотри! Были этакие девицы, садились на пень, действительно, знакомились, а потом… – она замолкла и вдруг, понизив голос, тихо добавила:

– Не видел их никто живыми!

Содрогнувшись, я встала с кресла-качалки.

– Так получается, что пень этот, с розовым мхом, проклят? – спросила я серьёзно.

Она зевнула.

– Прокляли, наверное, кто знает… Ну, если их в живых-то не видели?!

Я задумалась.

– Но есть исключения, и в живых оставались… Бабка Ефросинья, говаривали, в молодости сидела на пне, ну до сих пор жива…

– А она живёт в этом селе? – спросила я с интересом.

– Да… Любит побалакать обо всём, а вот о пне – не особенно…

Бабушка Дуня погладила свои седые, редкие волосы.

– А Вы-то когда-нибудь садились на пень? – лукаво спросила я.

– Боже упаси! – перекрестилась старушка. – Мне и так, слава богу, восемьдесят первый год. Живу себе спокойно, не хватало мне этаких путешествий!